Алексей Суконкин - Небесный щит. Часть 3. Вторжение

Патронов к пушке не было — все ушли на американцев. В нижней кабине сидел убитый штурман. Левая турбина остановилась несколько минут назад, и Ми-24 едва тянул на одном двигателе, выведенном на взлетный режим. Маневрировать при таком режиме полета Женя уже не мог. Сохранить бы прямолинейный полет…

«Кобра» вышла на боевой курс.

Летчик на мгновение зажмурился, представляя, как огнем автоматической пушки его разрывает в клочья, но тут же взял себя в руки.

— Врёшь… я долечу…

«Кобра» вдруг сбросила газ и вздыбилась на кабрирование. Вертолет резко замедлился, а когда пакистанский пилот выровнял свою машину, вертолеты оказались не далее как в ста метрах друг от друга — «Кобра» приближалась к Ми-24 со стороны правого борта. Пакистанец довернул свою машину вправо, выходя на параллельный курс, и спустя несколько секунд уже приблизился к Филатову практически борт-о-борт.

Женя Филатов посмотрел на «Кобру». На месте пилота сидел заместитель начальника пакистанской авиабазы Али, на месте оператора — Яхья.

Они оба приложили к своим летным шлемам ладони рук в воинском приветствии…

В международном аэропорту города Конакри Олег с удивлением, и еще больше с раздражением и злобой узнал, что все рейсы на неопределенное время отменены. Джет, арендованный Совбезом ООН для работы комиссии, на котором Олегу предстояло возвращаться в Женеву, стоял на краю взлетно-посадочной полосы рядом с еще четырьмя пассажирскими самолетами разных типов и раскрасок. Как пояснил Нартову один из менеджеров аэропорта, решение на запрет полетов было принято «в целях обеспечения безопасности пассажиров». В аэропорту неудавшиеся пассажиры осадили стойки регистрации и администраторов. Начался гвалт и неразбериха.

Осознав, что эта ситуация наступила глубоко и надолго, Олег решил перебраться в российское посольство, и спустя несколько минут уже катил туда на такси.

Тимошенко встретил Нартова с сочувствием.

— Я же говорил, что эсминец закрыл небо над Конакри, — послу, похоже, было смешно наблюдать за Нартовым, который в бессильной злобе сжимал челюсти.

— Так ведь я не смогу попасть в Женеву, Родион Петрович!

— И никто не сможет. Ты один, что ли, такой?

— Как мне быть?

— Раздувай международный скандал! Требуй от ООН действий по разблокировке аэропорта…

— И то верно, — кивнул Олег.

В общем зале посольства он подключил свой ноутбук к сети, и все собранные материалы направил электронной почтой своему куратору и копию — отцу. Затем он позвонил родителю:

— Пап, ситуация такая: американцы своим эсминцем заблокировали работу международного аэропорта, и я не смогу вылететь сегодня в Женеву.

— Мы в курсе этой проблемы, в ООН уже обратились представители комиссии из Турции, Франции и Китая.

— Есть шанс, что американцы выпустят борт?

— Шанс есть, но слабый.

— Мне-то что делать?

— Сиди и жди. Тимошенко тебя разместит у себя, если надо. А еще лучше, вернись в аэропорт и будь со всеми остальными ооновцами.

— Остальные уже разбрелись по местным отелям. Там только двое или трое остались.

— Олег, не выделяйся из числа остальных. Не привлекай к себе внимание. Побывал в посольстве — молодец. Это объяснимо. А теперь вернись в аэропорт.

— Хорошо.

Олег посмотрел в окно. За окном было пекло. Выходить из-под кондиционера совсем не хотелось.

Адмирал Льюис торжествующе оглядел присутствующих. Он чувствовал себя если и не победителем, то хотя бы спортсменом, идущим первым на финишной прямой. Долгие недели кризиса, которые стоили ему неимоверного напряжения всех моральных и физических сил, казалось, пришли к закономерному апогею. У него не было никаких сомнений, что развязка всей этой громадной череды событий по поиску спутника, спустя столько тревожных дней и ночей, наконец-то наступала. Её неотвратимость уже чувствовалась каждой клеткой, её наступление было так же неизбежно, как восход или закат солнца. И поэтому Льюис пребывал сейчас в хорошем настроении, несмотря даже на то, что последние дни, в погоне за спутником, ему пришлось угробить кучу людей, поставить на край пропасти собственную карьеру, а может быть свободу, или даже жизнь…

В кабинете главы «Диаманта» он был не один. Руководитель десантной операции адмирал Губерт Чейз внимательно смотрел на Клауссона, который после изложения своего вопроса, слился с креслом и боялся шелохнуться.