Юрий Гаврюченков - Крутой сюжет 1995, № 02

На драку это было не похоже, Витька и не дрался, он пришел убивать. Но покончить с врагом одним ударом себе не позволил. От тычка коленом в пах Щетина согнулся в три погибели, Князь за бороду рванул его вверх, зарядил кулаком в горло. Следующий удар по печени, отбросил того от машины. Витька прыгнул следом, снова поставил Щетину на ноги и на мгновение замер в преддверии смертельного завершающего удара, но сзади к нему метнулся оправившийся от неожиданного нападения кореец, в прыжке поражая Князя ногой в висок.

Я только пузыри пускал, любое движение отдавалось в ушах колокольным звоном, а на тротуаре, над осевшим на асфальт Щетиной, шла натуральная рубка. Не было ни красивых прыжков, ни эффектных фиксированных ударов — школы рассвирепевший Князь и маленький, быстрый, как мангуст, кореец не демонстрировали. Наверное, Витьке все-таки здорово мешала раненная нога, он почти не перемещался, только успевал ставить блоки и уклоняться от невероятного количества ударов ногами. Наконец Хон понял, что в ближнем бою ловли нет, отскочил и, для понта качнув корпус влево, как-то хитро изогнулся, молниеносно поменял опорную ногу и взлетел вверх, целя Князю пяткой прямо в лоб. Витька отпрянул в сторону, приседая, и нога корейца вонзилась в дверное стекло «Вольво». Приземлиться он не успел. Князь, отшатнувшись на руки, сложенными вместе ступнями нанес удар снизу вверх, и корейца подбросило на крышу машины.

Двери подъезда вдруг гулко хряснули, и к не успевшему выпрямиться Князю подскочили два здоровенных охранника. Витька метнулся в сторону, но длиннорукий детина рукояткой пистолета достал-таки его затылок, и Князь носом въехал в мокрый скользкий асфальт. Тут же подлетел кореец, всадил каблук между Витькиных лопаток, и он затих, раскинув руки так, словно хотел охватить весь земной шар.

Большие электронные часы над входом в зал ожидания Рижского вокзала показывали ровно половину одиннадцатого вечера. Вокруг суетилась людская толпа, кто-то хрипло смеялся, в углу слышались безутешные рыдания, у буфетной стойки переругивалась длинная очередь, выясняя, кто за кем и когда занимал, а из конца в конец заполненного головами пространства медленно проплывали фуражки сотрудников линейного отдела милиции. Их-то я и опасался, волоча к выходу неподъемную «самсунговскую» коробку, набитую «зеленью». Остановят, проверят, проявляя свойственную ментам любознательность, и сливай воду.

Граната в кармане куртки, правда, позволяла избежать нудных допросов-расспросов, но этот ребристый пропуск в ворота вечности обратного хода не допускал и незавершенные пока дела обязывали использовать его только в самом-рассамом крайнем случае…

В камеру хранения я примчался не по доброй воле, Витькина дурная самоуверенность свела все усилия, затраченные на вскрытие Щетининых закромов, к нулю.

Пока я потел, пытаясь заставить тело подчиниться, оглушившие Князя охранники уволокли того к Щетине домой. Слава Богу, не догадались осмотреть окрестности, иначе сейчас и с меня сдирали бы шкуру, выпытывая всякие разности, а то и просто так, из спортивного интереса. Однако повезло, и минут через пятнадцать я очухался, завел «мерс» и стриганул подальше от гиблого места.

Кроме старого верного советчика — граненого стакана, обсудить сложившуюся ситуацию было не с кем. В крохотном кафеюшнике мы с ним и стакнулись, а, восприняв в полчаса три по сто под сигаретку, решение проблемы я вроде бы нашел. Сперва-то хотел, подобно шварценеггеровскому коммандос, штурмовать щетинину квартиру в одиночку, но вспомнил о страховом полисе — письме покойной Гасановой сестрички, и план действий выработался мгновенно.

Прямо из кафе, сунув бармену денежку, чтобы не очень-то к чужим базарам прислушивался, позвонил Щетине домой. Догадался, к счастью, записать номер, когда прошлой ночью туда звонил Эдик, и поступил, оказалось, предусмотрительно.

Трубку снял кореец.

— Игоря Валентиновича! — я постарался рявкнуть построже.

— Кито иго сипласивает? — по-русски Хон лепетал не лучше Гоши.

— Зови давай, не базарь, псина!

Рык подействовал, к телефону подошел Щетина.

— Слышь, мразь, — я старался говорить с суровым пренебрежением, — если с Витьки хоть один волосок упадет, заведу на Заячий остров и на телевышке повешу. Вниз головой. Понял?

— Не понял, — поинтересовался Щетина. — Кто это говорит?

— Все ты, козел, понял. Теперь слушай сюда, у меня есть письмо Гасановой сестры — жоника твоего ненаглядного. Артур, если ксиву прочтет, знаешь, что с тобой сделает?