Геннадий Паркин - Крутой сюжет 1995, № 3

— Твоя опять отличилась, — радости Петровича не было границ, — представляешь, шампуром директору жопу проткнула. Шашлык по-карски называется.

— Почему по-карски? — машинально спросил я.

— Фамилия у него такая, Карский, — хохотнул Петрович, — иди скорее, пока она его на рубленый бифштекс не запустила.

Я взлетел на второй этаж и лоб в лоб сошелся со своей кровожадной подругой. Трупов нигде не валялось, что меня несколько успокоило.

— Все, отработалась, — с ходу заявила Верка, чмокая меня в щеку, — свободна, как Африка. Давай на недельку в Гурзуф съездим. Ой, а чего это ты так рано сегодня? — осознала она наконец неожиданность моего появления.

— Считай, что тоже отработался, только с Гурзуфом пока повременим.

Мы спустились в холл, где нас встретил восхищенный вопрос Петровича:

— Жить-то будет?

— Такой возможности медицина не исключает, — успокоила швейцара Верка и мы распрощались с «Аистом» навсегда.

— Да он достал меня, козел вонючий, — скороговоркой тараторила она, пока мы добирались до «динамовской» стоянки, — постоянно проходу не давал, глазки строил. А сегодня с утра пораньше озверину принял и в разнос пошел. Хочешь, говорит, барменшей стать, пошли в кабинет, напишешь заявление. Светка-то в «Полонез» перевелась. Ну я, дурища, поверила, зашли в кабинет, а он с ходу на колени и головой под юбку полез. Еле вырвалась, а Карский, сволочь, вслед кричит, отправлю на сифилис проверяться. Тут мне шампур под руку подвернулся, хотела яйца проткнуть, так он развернуться успел. Вот настолько засадила, прямо в дырочку, — развела она руки сантиметров на двадцать, — правда, я у тебя хорошая?

— Интересно, как это тебе в институте ухитрились аморалку пришить? — польщенный Веркиной моральной стойкостью поинтересовался я. — А он не заявит?

— Пусть только попробует, лейкерман несчастный. Весь кабак подтвердит, что он первый полез. И потом он женатый.

Вячик нервно тусовался перед машиной и, завидев нас, сразу же уселся заводить мотор. Верка нырнула на заднее сиденье, заохала-запричитала, как клуша и, первым делом, принялась выщупывать Володин пульс. Никаких объяснений она не потребовала, понимая, что сейчас расспросы вовсе ни к чему.

Тенистый двор хрущевской пятиэтажки встретил нас петушиным клекотом и кудахтаньем кур, норовивших сунуться под колеса.

— Во дают, — ловко избежав столкновения с очередным бройлером, подивился Вячик. — Почти центр, а как на птицеферме?

— Продовольственная программа в действии, — внесла ясность Верка, бережно поддерживая поникшую Володину голову.

— Жрать-то хочется, а в магазинах они какие-то синие.

Кур разводила Веркина соседка тетя Фира, избегавшая непомерной свинины по три тридцать и сомнительных диетических яиц. Двор относился к курятнику с симпатией, так как в недорогих свежих яйцах тетя Фира никому не отказывала. Участковый же ежемесячно имел пару копченых кур и в упор не замечал птичьего разгула. Первое время я сильно нервничал, просыпаясь ранним утром от петушиного крика, но потом привык. Верка, та вообще считала, что это хорошо стимулирует утренний секс, с чем я, честно говоря, не спорил.

Вячик подогнал «Ладу» вплотную к подъезду и мы с Веркой потащили Володю на третий этаж. Машину решили на всякий случай оставить у соседнего дома и Вячик отогнал ее туда. В квартиру поднялись удачно, никого из соседей не встретив. Я уложил Володю на обширную тахту, а Верка зарыскала по комнатам в поисках реанимационных препаратов. К возвращению Вячика она успела обстучать и ощупать Володю, промыть перекисью водорода царапины и ссадины и обильно смазать их йодом. Несмотря на ее хлопоты, сознание к нему не возвращалось.

— Здорово его отделали, — помахивая перед Володиным носом пронашатыренной ваткой, поставила Верка диагноз.

— Наверное сильное сотрясение мозга, вон шишка какая, три или четыре ребра сломано, челюсть, кажется, тоже. Не представляю даже, что у него внутри делается.

— Вскрытие покажет, — неудачно попытался я пошутить, но Вячик одарил меня таким взглядом, что я тут же пожалел о склонности к черному юмору.

— Его в больницу надо, причем срочно, — в сотый раз замеряя Володин пульс, сказала Верка, — это коматозное состояние, я здесь одна ничего не сделаю.

Вячик закурил и уставился в окно. На пару минут все замолчали.

— У вас тут выпить есть чего-нибудь? — наконец обернулся он к Верке.

— Кажется, коньяк оставался, — она прошла в кухню, чем-то там погремела и вернулась с начатой бутылкой «Солнечного бряга» и стопкой стаканов.