Вячеслав Иванов - Перстень Луизы [litres]

Сослуживец Николая поднял глаза на женщин.

– Но ведь он же не погиб!

– Да, в тот раз не погиб, но вскоре попал в плен. А в Сталинграде с пленными не церемонились… Тем более – с коммунистами!

А дело было так. После того как Николай выручил своего друга, ему предложили вступить в партию (одновременно оформив бумаги для награждения его орденом). В листовках, которые распространялись среди солдат, говорилась о том, что только с августа по октябрь 1942 года число членов ВКП(б) в Сталинграде выросло с 28,5 тысячи до 53,5 тысячи человек.

На следующий день Николай первым побежал в атаку и, метнув гранату, ворвался в здание, на первом этаже которого были фашисты. Но тут ему не повезло. Всех его товарищей, бежавших за ним, уложил на землю пулемет. А Николай получил по голове чем-то тяжелым и потерял сознание.

Очнулся он уже в каком-то подвале, куда загнали человек двести наших пленных.

– Где мы находимся? – спросил Николай сидевшего с ним рядом молодого бойца.

– В плену… – коротко ответил тот.

– Давно я здесь?

– Примерно с час.

В полуразрушенное здание вошел офицер в сопровождении автоматчиков. Один из них без акцента спросил:

– Коммунисты есть? Выходи вперед!

У Николая в голове мелькнула мысль: «Неужели это русские?»

Он выпрямился и гордо шагнул вперед. За ним – еще пятнадцать человек, которых тут же оттеснили от основной массы и вытолкали на улицу, где тут же расстреляли…

Два года прошло с тех пор, как Елена вернулась из Сталинграда. Изменилось многое, в том числе, и она сама. Ее замкнутость, неулыбчивость можно было как-то понять, но как объяснить стремление помочь каждому, даже малознакомому человеку? Почему она не могла сказать неправду, даже тогда, когда это было не в ее пользу? Что двигало ею, когда она жалела даже пьяницу? А их после войны было очень много.

Ей жалко было даже тех, кто совсем недавно сделал ей что-то плохое.

Можно предполагать самое невероятное, но главным, наверное, было то, что ее так воспитали. Никакие невзгоды и беды не могли изменить натуру, сформированную добротой и лаской. Порой, наблюдая за ней со стороны, можно было увидеть в ее глазах одновременно и грусть, и любовь к людям. Наверное, это действительно передается с молоком матери…

Какими же нужно было быть, чтобы за эти трудные годы не стать зверем, а еще больше полюбить людей, понимать их тяготы, чтобы последний кусок хлеба, пусть даже с пылью и песком, отдавать соседям, которым было очень голодно без кормильца, не вернувшегося с фронта? Елена не задумывалась над этим, она просто жила так, как жили ее мама, бабушка и другие родственники.

При этом она оказалась замкнутой в пространстве, стенами которого был двор их дома. Ведь ей нельзя было показываться открыто на улице – всех сбежавших из Сталинграда девчонок разыскивали соответствующие органы…

Некоторые соседи знали, что Елена вернулась из Сталинграда, где сильно пострадала, и что сейчас ее лечит бабушка, которую все уважали. Вот и участковый милиционер относился к ней с благодарностью. Он конечно же знал о Елене, и ему было искренне жаль ее. Как уберечь девушку от недобрых глаз и языков? Самое верное – выдать ее замуж, сменить фамилию. Но Лена до сих пор надеялась, что вернется Николай, на которого «похоронка» так и не пришла, он числился в «пропавших без вести»…

Несколько раз в неделю Елена бегала к его матери – тете Стеше, – у которой с войны не вернулись оба сына. Старший был летчиком, и «похоронку» на него получили в начале 1942 года, как только его сбили в одном из боев. А вот о Николае долго не было никаких вестей, только в конце 1943 года пришло сообщение, что он пропал без вести. Но ведь не погиб! Поэтому семья все-таки жила какими-то надеждами на возвращение сына. Такая же мысль теплилась и в душе жила Елены, несмотря на рассказ однополчанина Коли. «Он ведь не был сам в том подвале», – думала она.

В очередной раз пришла девушка к родителям Николая. Те выставили на стол сухие пряники и крупные куски сахара – их раскалывали специальными щипцами.

– Новостей нет? – с надеждой спросила Елена.

– Нет… – односложно ответил отец Николая.

– Ничего, – быстро проговорила Лена, пытаясь разрядить остановку, – на войне всякое бывает. Слышали, вчера вернулся сын Гришиных? Он был в плену. После освобождения их направили куда-то под Мурманск на восстановление завода. А потом – в Краснодарский край строить коровники. Им не разрешали писать письма домой до выяснения каких-то обстоятельств. Может быть, и Николай где-то работает?