Вячеслав Иванов - Перстень Луизы [litres]

Лена зашла в реку и напилась родной воды, потом сняла с себя одежду и нырнула. Это было таким блаженством! Даже пропало куда-то чувство голода, которое давно уже не покидало девушку.

В это время что-то тупое и холодное ткнулось ей в ногу – Лена даже испугалась. Но, внимательно приглядевшись, она увидела голову осетра, а затем и его перевернутое кверху брюхом тело. Девушка быстро просунула руку в жабры (так она это делала, когда ее брали с собой на осетровый промысел) и подтянула рыбину к себе. Осетр оказался крупным, килограммов на двадцать. Он постоянно открывал пасть, как будто ему не хватало воздуха. На брюхе у него была глубокая рана.

– Ах ты, бедняга! Выходит, на войне и рыбу могут ранить… – приговаривала девушка.

Ей очень хотелось есть. Она понимала, что если сейчас вытащить осетра на берег и разделать его немецким штыком, то можно будет утолить чувство голода даже сырой рыбой. Но ей стало так жаль этого бедного осетра, поневоле попавшего в мясорубку войны, что она оттолкнула его подальше от берега. Может, выживет…

Осетр махнул хвостом и ушел под воду. Что его ждет? А что ждет ее?

Елена не стала себя успокаивать и жалеть. Она вышла из воды и пошла вдоль реки вниз по течению. И эти настойчивость и целеустремленность вознаградили ее. Девушка вспомнила, что жила в Астрахани, на улице Красных Зорь, которая расположена в районе реки Болда, недалеко от рыбокомбината. Вспомнила, что у нее много родственников, в числе которых – ее самые любимые – мама и бабушка. И это придало ей сил.

Через некоторое время послышался лай собак…

Товарный состав переехал через Болдинский мост и остановился у стрелки. С задней площадки последнего вагона медленно сошла девушка. Одежда на ней висела, как на чучеле, волосы свалялись, глаза лихорадочно блестели. Ни дать ни взять – нищенка-побирушка, каких много появилось в войну. Это была Елена.

Вряд ли сейчас кто-нибудь узнал бы в этом страшилище веселую, стройную, симпатичную Лену с улицы Красных Зорь…

Она прошла мимо льдобазы, где женщины в теплой одежде убирали несколько слоев сплетенного в виде ковров чакана [15] Чакан – многолетнее земноводное травянистое растение; вид рода рогоз. , открывая громадные кубы льда, уложенные друг на друга и напоминающие высокий холм. Этот лед был нужен для хранения рыбы на комбинате и транспортировки ее в другие регионы.

Елена подошла к своему двору, когда на улице никого не было. Просунув руку в специально сделанное отверстие, открыла щеколду и вошла. Бабушка Дуся сразу узнала ее и кинулась навстречу своей любимице, но Лена потеряла сознание.

Очнулась она на кровати. Рядом уже сидели мама и другие родственники. Мама не уставала повторять сквозь слезы:

– Ну почему я тебя отпустила?..

– Хватит причитать! – отрезала бабушка. – Сейчас главное – выходить ее и никому не говорить, что она вернулась из Сталинграда! Знаешь, поди, что произошло с Ксенией, которая оттуда сбежала?

– Посадили ее в тюрьму, а затем отправили в лагерь, хотя ей еще нет и семнадцати…

– Поэтому всем молчок! Идите отсюда. Ты тоже удались пока! – сказала она Лениной маме.

Дочь беспрекословно подчинилась ей. И это было немудрено – по сути дела, бабушка была в доме главной. В их семье долго уже не было мужчин. Муж бабы Дуси умер еще до замужества старшей дочери Марии, матери Елены, а Ленин отец погиб через год после рождения дочки. Баба Дуся не только занималась воспитанием детей, уже много лет она слыла человеком, умеющим излечивать некоторые заболевания, заговаривать бородавки, лечить детей и принимать роды. С любым она могла найти общий язык и нередко выступала посредником в спорах между соседями. За это ее уважали и ценили.

– Внученька, что у тебя болит?

– Голова… Левое ухо не слышит, а в правой руке меньше сил, чем в левой. Правая нога иногда не слушается… Не помню, где была и что со мной случилось. А еще болит там…

Девушка показала на низ живота.

Баба Дуся хоть и не была врачом, но, осмотрев внучку, уяснила главное: кто-то ударил ее по голове и грубо изнасиловал. Вон, круги вокруг глаз – точь-в-точь как у соседа, которого ограбили перед войной, стукнув сзади кирпичом по голове. Девочку надо лечить, но в больницу ей нельзя – посадят ни за что! Значит, надо прятать ее дома.

Так и порешили на невеселом семейном совете…

Прошло много дней, прежде чем Елена стала ходить. Головная боль исчезла, а правая рука и нога стали работать так же, как и раньше. Но левое ухо слышало лишь громкую речь. Однако девушка изменилась не только в этом. Она практически не смеялась, а когда улыбалась, глаза ее оставались грустными. С сестрами не играла ни в какие игры. Елена предпочитала заниматься домашними делами, больше предпочитая почему-то стирать белье. С чем это было связано, никто понять не мог. Но старшие отмечали, что Лена делает это с каким-то остервенением и даже злостью на лице. Она наконец вспомнила все, что произошло с ней… Теперь девушка с жадностью ловила каждый слух о том, что стало с теми, кто сбежал из Сталинграда.