Андрей Троицкий: Москва Икс

Опер дважды ударил противника ногой, повис не нем, ухватив ворот плаща, повалил. Оказавшись сверху, захватил шею руками, сжал пальцы, перекрывая воздух, но Кольцов как-то выскользнул, на карачках отполз в сторону и, поднявшись, сумел ударить опера кулаком в лицо, пнул прямой ногой в пах, затем схватил Соколика за ворот плаща, другой рукой за ногу, приподнял, чтобы вышвырнуть за борт, еще бы чуть, и опер оказался в воде, но тут ударила новая волна.

Кольцов не устоял на ногах, он оставил противника, зацепившегося за борт, сам отлетел почти на середину палубы, попытался встать, но не хватило секунды. От надстройки на него катилась бочка, он кинулся в сторону, как-то увернулся, вскочил, бешено озираясь по сторонам, следом громыхала вторая бочка, от нее уже не было спасения, все решала доля секунды. Кольцов распрямил ноги, подпрыгнул, словно подброшенный высоко вверх какой-то пружиной, и, кажется, на секунду повис в воздухе, в дождливой мгле, каким-то чудом избежал смерти. Бочка ударилась в стойку борта в паре метров от Соколика, деформировалась, раскололась надвое, словно орех, запрыгала на месте, залив палубу мазутом, подпрыгнула еще раз и вывалилась за борт.

Соколик, решив, что спасения на палубе нет, попытался вернуться к надстройке, сделал насколько шагов, растянулся посередине мазутного пятна. Он поднялся, ноги разъехались в стороны, он упал на живот, и, когда корабль накренился на левый борт, заскользил по металлической поверхности, словно по льду. Достигнув борта, встал, сделал пару шагов к надстройке и снова упал. Он не видел, что сбоку, уже хорошо разогнавшись, на него неслась бочка с мазутом. Соколик повернул голову и заметил опасность, но, чтобы увернуться, уже не осталось времени, он набрал воздуху в легкие, чтобы закричать, но даже этого не успел. Бочка припечатала человека к борту, отъехала в сторону и снова припечатала, набежавшая волна подхватила и унесла тело.

Кольцов лежал на палубе, ухватившись рукой за скобу люка. Лицо было залито мазутом, лоб и правая бровь глубоко рассечены, кровь попадала в заплывший правый глаз, который почти ничего не видел. Второй опер, оставшейся возле бочек, не выпускал из рук каната. Он серьезно не пострадал, только ушиб спину и до крови стер ладони. Пистолет оттягивал карман плаща, он видел, как погиб товарищ, но не испытал ужаса, решив, что о думать о мертвых — не время, и хорошо понимал, — с палубы надо уходить, здесь не ждет ничего хорошего, — или бочка покалечит, а то и раздавит насмерть, или волна смоет.

Он видел пространство палубы, отделяющее его от надстройки, всего два десятка метров или около того, — надо преодолеть это ничтожное расстояние. Он уйдет, конечно, уйдет, спасется, но сначала пришьет Кольцова, лежавшего на дороге, этот тип может помешать. Опер выпустил трос, за который держался, вынул пистолет, но почувствовал, как нос судна поднимается, волна окатила сверху, опрокинула, понесла за собой, поволокла по палубе, оглушила. Через пару секунд он увидел совсем близко, на расстоянии протянутой руки, физиономию Кольцова, разбитую в кровь, с заплывшим глазом.

Можно стрелять, но пистолет куда-то делся. Опер выставил вперед руки, вцепился в волосы Кольцова, добрался до шеи, сжал пальцы. Получил кулаком в лицо, но не оторвал рук.

Черных видел все или почти все, что происходило внизу. Видел, как, раздавленный бочкой, погиб лейтенант Соколик, молодой спортивный парень, которому жить да жить, — ведь они были почти друзьями. Пришла мысль: надо действовать, он и так задержался, сначала помешал приступ тошноты и головокружение, но сейчас он оклемался, значит, — самое время. Черных поднял с пола карабин, выскочил с капитанского мостика на открытый балкон. В лицо дул ветер, за минуту Черных промок до нитки, оптику карабина залило водой, теперь стало трудно точно прицелиться и снять Кольцова одним выстрелом.

Открылась дверь на капитанский мостик, высунулся Кныш и заорал не своим голосом:

— Ты что же делаешь, сукин сын. Там же горючка. Ты нас отправишь на корм рыбам.

— Пошел на хрен, трус, — проорал Черных. — Еще слово, — и сам отправишься туда. На корм рыбам. Мать твою…

Кныш пропал, дверь захлопнулась. Казалось, судно еще раз клюнет носом, и неведомая сила вытряхнет Черных с этой высоты прямо в открытое море. Чтобы сохранить равновесие, он присел на корточки и решил, что при такой качке на открытом пространстве, трудно, почти невозможно точно выстрелить, одно хорошо, — дистанция небольшая, авось, не промажет. Он передернул затвор, поймал в прицельную сетку фигуру Кольцова, нажал на спусковой крючок. Пуля ударила сосем не туда, продырявила одну из бочек. Надо осторожнее, иначе эта дрянь и вправду загорится. Черных выстрелил еще дважды, но промазал.