Сергей Власов - Кремлевский детектив. Красная площадь

— А его подтолкнули? — догадался Скороход.

— Совершенно верно. Кто-то позвонил ему на мобильный и предложил убрать Твердохлебова, назвав точное время и место его очередного нападения на ваше имущество. Из самых элементарных соображений становится ясно, что звонил Свинцову тот самый человек, который руководил Твердохлебовым. Никто другой не мог знать, когда, где и каким образом будет совершено следующее покушение на вашу собственность. Причем, заметьте, Свинцов не отирался на месте событий и не мешал Твердохлебову действовать по плану, а поджидал его на маршруте отхода.

— То есть звонивший не хотел, чтобы Твердохлебова убили раньше, чем тот доведет дело до конца, — снова блеснул сообразительностью Павел Григорьевич.

— Именно так, — кивнул Неверов. — И еще он не хотел сам мараться об мокрое дело. Ну, или не мог в силу каких-то причин. И поэтому пошел кружным и не особенно надежным путем: нанял одного дурака, чтобы тот убрал другого. К слову, это косвенным образом снимает подозрения с Волосницына.

— А, так вы его тоже подозревали! — неизвестно чему обрадовался Скороход.

Он плеснул себе виски, посмотрел на нетронутый стакан Клима, едва заметно пожал плечами и поставил бутылку на стол. С улицы донесся пронзительный рев сирены пожарной машины, которая, выполнив боевую задачу, пробиралась через толпу зевак к выезду со двора.

— Разумеется, — сказал Клим. — Как и вас.

— А почему это снимает с него подозрения? — спросил Павел Григорьевич, оставив в стороне скользкий вопрос о собственной причастности к нападениям на себя самого.

— Потому что он при желании мог превратить Твердохлебова в решето, как только тот швырнул вторую бутылку с зажигательной смесью, — объяснил Клим. — Если бы Волосницын был организатором преступления, он бы точно знал, что в руке у майора не осколочная граната, а обыкновенная стеклянная бутылка, и не стал бы, подобно своим подчиненным, валяться на пыльном асфальте. Он бы дождался, пока Твердохлебов доведет план до конца, и спокойно расстрелял бы его с расстояния, исключающего возможность промаха. И тогда в ваших глазах он был бы не олухом и неумехой, которого только и остается, что прогнать взашей, а настоящим героем — единственным, кто не побоялся вступить в схватку с вооруженным преступником.

— Да, действительно, — задумчиво произнес Скороход. — Уж что-что, а шанс отличиться, заодно спрятав концы в воду, он бы не упустил.

— Кроме того, у Волосницына не могло быть иных достаточно убедительных мотивов для преступления, помимо корыстных побуждений. А у меня есть некоторые основания предполагать, что наличные, которые были похищены из «шевроле» по дороге в банк, просто-напросто сгорели вместе с той взорвавшейся «ГАЗелью». Вот все, что от них осталось.

Вынув из бумажника, Клим положил на стол обгоревший клочок сто долларовой купюры.

— Не может быть! — воскликнул Скороход, так и этак вертя клочок перед глазами.

— Отчего же? — пожал плечами Клим. — Это хотя бы объясняет, зачем понадобилось убирать исполнителей таким шумным и не совсем надежным способом. И еще это объясняет, отчего и почему в кузове автомобиля с кучей наполненных под завязку газовых баллонов очутилась двухсотлитровая бочка с высокооктановым бензином да еще и газосварочный аппарат — штука, если вы не в курсе, весьма взрывоопасная. Кто-то действовал наверняка, не оставляя места для счастливых случайностей.

— Но зачем?!

— Ну как же! Твердохлебов ведь ясно сказал: чтобы довести вас до самоубийства.

Павел Григорьевич поднес к губам стакан, обнаружил, что он пуст, и поспешно налил себе новую порцию скотча.

— А вы почему не пьете? — спросил он у Клима. — Брезгуете? Ну-ну. А вот я выпью. Ощущение, будто дерьма наелся… Какого черта?! Ну хорошо, контуженый десантник, начитавшийся, как я слышал, литературы определенного жанра, еще мог в бреду измыслить эту идиотскую идею: заставить меня покончить с собой, причем совершенно бескорыстно, из одной мести за этого своего знакомого… Да и это тоже чушь! Развязать целую партизанскую войну из-за человека, который не приходился тебе даже родственником, — идиотизм, бред сивой кобылы!

— Понимаю, — спокойно сказал Клим. — Вы бы за своих знакомых мстить наверняка не стали.

Скороход поперхнулся виски и бросил на Клима испытующий, недовольный взгляд поверх стакана.

— Что вы имеете в виду?

— Что не все люди относятся к окружающим как к предметам, годным только на то, чтобы извлекать из них большую или меньшую прибыль, — сказал Клим. — Впрочем, я здесь не для того, чтобы читать вам нравоучения.