Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

— Я вот ломаю все голову, по каким это понятиям живут Орбели и Коротков? Неужели хотят узурпировать власть? Если они подомнут Москву, то через пару лет вся Россия ляжет под армянской мафией. Москва — это сердце страны. Они знали куда бить…

— Илларион, — болезненно поморщился полковник. — Только давай без этого… Я уже целый месяц живу с этими азерами и армянами. Во снах они мне снятся. Я сыт по горло их разборками. Все закончилось, и об этом можно забыть.

Сорокин искренне не понимал Забродова, который, как непослушный ребенок, всюду лез и все хотел узнать. Полковник уже давно уяснил, что иногда многие неприятности предотвращает отсутствие прыти. Не лезь в дела высших эшелонов власти, и тогда твоя жизнь не превратится в регулярный кошмар. Но нет же, всякий раз найдется какой-нибудь супермен, вроде Забродова, которому нужно все разузнать и до всего докопаться.

Выпив по первому стакану коньяку, приятели разговорились и начали вспоминать прошлое, в частности, кто где служил, и какие были курьезы. После второго стакана закурили, и по кабинету пошел сизый дым. Забродов прихватил с собой карты для интеллектуальной игры в преферанс. Сорокин спьяну предложил играть на деньги.

— А еще мент, — пожурил Сорокина захмелевший Забродов. — Ты же должен понимать, что со мной азартные игры до добра не доводят. Я не люблю проигрывать.

— Я сотрудник милиции, — защищался полковник. — Ты не имеешь права применять ко мне физическое воздействие.

— Да какое тут воздействие. Раз подзатыльник дам и все.

Игра в карты сопровождалась нецензурной бранью полковника, потому что он крупно проигрывал. Илларион хитро улыбался и делал неожиданные ходы.

— Не переживай, Сорокин, — утешал Забродов, — не везет в картах — повезет в любви.

— Мне уже повезло, — буркнул Сорокин. — В двойном размере. Жена и теща. Такие волчары, что хоть в лесу в хижине живи.

— Тещу приструнить надо, — резонно заметил Забродов, сделав большой глоток коньяку. — Показать ей, кто в доме хозяин. Это же абсурд! Ты — полковник милиции, а боишься собственной тещи.

— Тебе хорошо говорить. Ты холостяк, — с оттенком зависти сказал Сорокин. — Вот была бы у тебя семья, посмотрел бы я на тебя.

— Вот я и не лезу. Мне хватает счастья и без этого.

Приятели, как в старые добрые времена, опустошив одну бутылку, взялись было за вторую, как в дверь гулко застучали.

Илларион вздрогнул и потянулся за пистолетом. Сорокин, поднимаясь, неловко задел локтем бутылку с коньяком, и ее содержимое растеклось по письменному столу бурой лужей.

— Твою мать! — выругался Сорокин и злобно рявкнул тому, кто стоял за дверью:

— Кто?

Забродов подумал, что на месте Сорокина сидел бы тихо-тихо. Голос у полковника стал тягучим и вязким. Выпитое давало о себе знать. Не хватало только журналистов, которые сварганили бы статейку в газету или журнал о тяжелых буднях московской милиции. После такой статьи Сорокин вылетел бы из МУРа как пробка, прямиком в руки жены и тещи.

— Товарищ полковник! Убийство на Воздвиженке. Двоих расстреляли в машине. Документов при себе нет. На вид грузины какие-то…

Сорокин оглянулся на Забродова.

— Накаркал, блин!

Смачно выругавшись, полковник открыл дверь.

С непривычки Забродова развезло. И в этом не было ничего удивительного, потому что коньяк Илларион пил изредка и по особым случаям.

Он усмехнулся, вспомнив, как полковник Сорокин судорожно метался по кабинету, не зная, за что схватиться, то ли быстрее собраться и выехать на место преступления, то ли замести следы пиршества. Дежурный милиционер подозрительно смотрел на Забродова, бутылки коньяка и лужу на столе. Иллариону пришлось доходчиво объяснить начинающему служителю закона, что молчание — залог его успешной карьеры и счастливого будущего, и что он ничего не видел и с небольшим опозданием сообщил полковнику о преступлении. Словом, как умел, Илларион отмазал Сорокина. Что касается убийства, Забродов понял сразу: очередной раунд мести. Жертвы либо армяне, либо, вероятнее всего, азербайджанцы, так как наверняка армянская мафия решила показать свою власть, чтобы другим неповадно было качать свои права…

Илларион думал спуститься в метро, но потом вспомнил, что ночью оно не работает. Он собирался уже выйти из темного перехода, как его окликнули.

— Эй, мужик, стой!

Подобные высказывания никогда не нравились Забродову. Что за пренебрежительное обращение?