Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

Папазян не доставил Сорокину никаких хлопот и быстро раскололся, сдав с потрохами всех подельников. Без лишних препирательств он подписал все бумаги, которые живо состряпал полковник, чтобы Папазян не успел передумать. После этого Сорокин отправил Папазяна в изолятор. Ему даже неловко стало, потому что Ашот смотрел на него, как Муму на Герасима. Сорокин, понятное дело, отправил Папазяна в СИЗО. Ничего страшного, пусть пока посидит. Папазян преступник и должен сидеть в тюрьме. Осталось разобраться с подельниками.

Думая о своей трудной и опасной службе, Сорокин выбрал бутылку армянского коньяка и купил коробку шоколадных конфет. Он еще до этого позвонил Забродову и пригласил его к себе на работу. Надо, чтобы кто-то скрасил его ночное дежурство. Посидят, выпьют, вспомнят былое и наконец-то расслабятся.

Ночная Москва сверкала разноцветными огнями. Сорокин ехал быстро, не сбавляя скорости, и внезапно осознал, что сегодня почему-то нет пробок. В общем, обстоятельства складывались чудесно, и настроение подскочило до самого верха…

Забродов, как и положено для таких встреч, где-то оставил свой «бьюик», а сам приехал то ли на метро, то ли воспользовался услугами бомбилы.

— Как вижу, ты вооружен и опасен! — приветствовал он полковника, вышедшего из машины с увесистым пакетом.

— Полной боекомплект, Забродов, — похвастался Сорокин. — С меня, как говорится, причитается. Ты меня здорово выручил.

— Не преувеличивай. Мы еще только влезли в этот муравейник. Прошлись только по верхам, а надо узнать, кто и приказы отдает.

— Какие приказы? Не понял.

— Ну, я говорю про армян. Мы так и не выяснили, какое отношение ко всему этому имеют Орбели и Коротков. Вдобавок тут еще один человечек появился, с которым я очень хочу познакомиться.

— Брось, Илларион, — отмахнулся полковник. — Опять тебя понесло! Тебе вечно, когда все удачно складывается, нужны какие-то приключения на свою задницу…

— Не гони лошадей, полковник. Нужно все обсудить, пока мы трезвые. Потом пойдут другие разговоры.

— Не понимаю я тебя, Забродов, не понимаю, черт возьми! Работа сделана, а ты хочешь сунуть свой нос куда не надо! — горячился полковник.

— Не злись, — миролюбиво заметил Забродов. — Я не собираюсь тебя втягивать, это мое личное дело, просто мне нужно твое небольшое содействие.

— Знаю я, какое это содействие, — ухмыльнулся Сорокин, правда, несколько успокоившись, так как убедился, что ему не придется участвовать в очередной авантюре бывшего инструктора ГРУ.

— Мне нужно вот что. Есть такой армянин — Анзор Кещян. Я хочу, чтобы ты раздобыл мне о нем всю информацию, начиная с любимого цвета носков и заканчивая предпочтениями среди оружия. В общем, ты понял.

«Вечно Забродову мало счастья. Только все наладится, восстановится кое-какой мир, так нет же, опять надо ему нырнуть в это болото и поднять на уши всю Москву», — раздражился Сорокин, уже жалея о том, что пригласил Иллариона отметить их общую победу.

— Не волнуйся, полковник, трупов не будет, — успокоил Забродов. — Ну, что там у тебя в пакете?

Сорокин, открыв дверь кабинета, пропустил вперед Забродова. Илларион осмотрелся.

— Ничего у тебя берлога. Симпатичная, — уважительно сказал он.

— Тюрьма. Самая настоящая. Еще только решеток не хватает на окнах. Я здесь провожу больше трехсот дней в году. Иногда думаю: и на кой черт мне все это надо?

— У тебя богатый жизненный опыт, можешь писать криминальные детективы. Не хуже, чем у Донцовой получится, факт.

Предусмотрительно закрыв дверь, чтобы в разгар задушевного разговора за бутылочкой коньяка кто-нибудь не разрушил идиллическую атмосферу, Сорокин зажег настольную лампу и пододвинул к столу стул, на котором обычно сидел подозреваемый. Затем полковник проворно извлек из пакета две бутылки армянского коньяка, коробку шоколадных конфет, пару шоколадок и гроздь винограда.

— Прямо как в ресторане, — Илларион сел на хлипкий стул, который под ним предательски зашатался. — Он не сломается?

— Это почетное место, — ухмыльнулся Сорокин. — На этом стуле сидят уголовники.

— Спасибо за честь, полковник. Вот уж никогда не думал, что вы хотите пришить мне какое-нибудь дело. Ведомства, понятно, что конкурирующие, но есть же и моральные принципы…

— Принципы, понятия, — проворчал Сорокин, разливая по стаканам коньяк. — У блатных свои понятия, у нас другие. Каждый человек вообще живет по своим понятиям.