Андрей Воронин - Муму. Гладиатор

Шельман чем-то напоминал знаменитого Корейко. Он также был миллионером, причем именно подпольным. Он также питался всякой дрянью, стараясь тратить не больше, чем позволяла его скромная пенсия. Да и про лоховскую удочку легенды ходили уже давно. Раньше Артемин думал, что это только легенды. Он стал ждать дальнейшего развития событий, мирно попивая пивко и стараясь ничем не выдавать своего интереса к новому посетителю.

Выкушав борщ и с аппетитом уничтожив целую тарелку шашлыка, Болдигов заказал себе кофе. Вместо этого бодрящего напитка он получил какую-то растворимую бурду в пластиковом стаканчике.

«Как же все-таки далеко нам еще до европейской цивилизации, — сокрушенно подумал он. — Вот во Франции в любой забегаловке можно заказать нормальный эспрессо».

На часах было уже десять. За оставшиеся пятьдесят минут он не только спокойно допьет кофе, но и благополучно доберется до нужного места. Благо никаких пробок в такое время суток не предвиделось.

Но пока еще оставался нерешенным главный вопрос: что он скажет майору? Как и какими словами объяснит вчерашнее приключение?

Перед майором Болдигов чувствовал себя виноватым. Все-таки он сразу сдал его незнакомцу. Но разве умолчишь тут, когда жизнь твоя висит на волоске? Это ж только красноармейцы на допросе в гестапо держались до последнего.

Оставалось два варианта: или сразу во всем чистосердечно признаться, или включить дурака и про вчерашнего гостя вообще не упоминать.

Второй вариант был Болдигову больше по душе. Но вдруг этот инкогнито и майор как-то связаны?

Болдигов расплатился за поздний обед и направился к машине. На улице было уже темно.

До Волоколамского шоссе он добрался без приключений. Теперь еще оставалось найти тот злополучный 28-й километр.

«Все таки лучше сразу ему рассказать, — решил наконец Болдигов. — Может, он тогда от меня отцепится».

Волоколамское шоссе тянулось впереди нескончаемой темной лентой. Прямо в глаза били фары встречных машин. Он проехал уже пятнадцатый километр и снизил скорость до шестидесяти. Он внимательно вглядывался в дорожные знаки. Вот наконец уже двадцать пятый. Все, готовность номер один. Еще секунд сорок, и…

«А может, ничего ему не говорить? — подумал он. — Вообще ничего? Пусть он задает вопросы, а я на них отвечать буду. Если майор спросит про вчерашнее, тогда я ему все как на духу выложу».

Это был самый разумный вариант. Болдигов не знал, в сферу чьих интересов ему угораздило попасть, и в такой ситуации лучше всего было придерживаться старого доброго принципа: дружить со всеми или хотя бы ни с кем не ссориться и по мере возможности держать язык за зубами.

Болдигов задумался и на добрую сотню метров проехал нужный знак. Пришлось резко затормозить и дать задний ход. На часах было без девяти одиннадцать.

Он вытащил из кармана сигарету и приоткрыл окно. От первых же затяжек ему сделалось тошно; голова, которая немного успокоилась после таблетки, снова начала болеть.

«Хреновую у нас водку делают, — подумал он. — А народ ее хлещет и хлещет. Не то что во Франции. Там настоящее виноградное вино стоит меньше евро за литр и даже последний алкаш может себе его позволить».

Последние минуты ожидания стали самыми тягостными. Голова гудела, а на сердце было неспокойно. От нечего делать Болдигов снова закурил.

Вдруг он вспомнил, что майор дал указание выйти из машины и ждать черную «Волгу». Болдигов открыл дверцу и проворно выбрался наружу.

На улице шел мелкий противный дождь. Мимо него на огромной скорости проносились машины. Вид вечернего шоссе был жутковатым.

«Так всегда, — подумал он. — Если сам едешь в потоке, то и не замечаешь скорости, и не страшно совсем. Но стоит остановиться на шоссе, аж мандраж берет».

Болдигов поежился: холод напоминал о себе.

«Еще и опаздывает! — подумал Болдигов, глядя на часы. — Уже три минуты двенадцатого. Эх, завтра в Париж! — он старался думать о приятном. — Там намного теплее, чем в этой забытой Богом северной Москве. Уже и каштаны расцвели».

Болдигов напряженно вглядывался в темное шоссе.

«Буду молчать, — мысленно повторил он избранную тактику поведения. — Слушаю, что скажет майор, отвечаю на все вопросы. А может, он вовсе и не по этому поводу меня вызвал, кто его знает».

Болдигов снова стал думать о Париж: «Попадая в этот город, вмиг становишься сладкоежкой. Кондитерские там настолько уютные, а выпечка такая вкусная, удержаться сложно даже диабетику. Завтра пойду в свою любимую, на бульваре Сен-Жермен, — решил он — Она допоздна работает, я точно успею. Надо только евро в аэропорту не забыть поменять…»