Юрий Костин - Француз

Антон вздохнул с непритворной грустью, в который раз искренне изумляясь невежеству жителей Западной Европы и их беспечному отношению к истории не только других государств, но и собственных стран.

— Если коротко, то в феврале тысяча семьсот девяносто девятого года он спланировал и осуществил операцию по захвату острова Корфу, а именно считавшейся до Ушакова неприступной крепости Керкиры, занятой, извините, французами. Благодаря блокаде и десанту, Ушаков вынудил ваших соотечественников капитулировать, что, на мой взгляд, хорошо: не пришлось кровь проливать…

— Антон, — заметил Жерар, — не находите, что наша беседа носит однобокий характер? В арсенале ваших знаний случайно не нашлось места для рассказа о том, как французская армия победила русских?

— Извините меня за мое невежество, но такого я что-то не припомню, — с улыбкой ответил Антон. — Но история про Корфу очень показательна, ведь победу-то наши одержали не в России, где, как утверждают ваши соплеменники, мы можем побеждать исключительно при помощи воюющего на нашей стороне «генерала Мороза», а в теплом и благодатном краю…

Эту неприветливую страну с ее пыльными, разбитыми дорогами и кривыми, немощеными улицами городов, с ее холодной зимой и промозглой, нагоняющей смертную тоску осенью я невзлюбил сразу. Мне хочется со всех ног бежать при виде любого представителя этого неотесанного и неулыбчивого народа, именующего немцами нас, французов, и вообще всех чужеземцев, скрыться навсегда от этих противных нам, европейцам, понятий о красоте и изяществе! Да и приживутся ли настоящие красота и изящество тут, среди этих бескрайних пустынных лесов, болот и полей? Их поселения сплошь утыканы деревянными и очень редко каменными храмами, купола которых зачастую покрыты чистым золотом, а у ворот при этом целыми днями сидят нищие попрошайки, больные и грязные, тут же питающиеся брошенным из милосердия куском хлеба и здесь же, не отходя далеко, справляющие нужду.

Страшное, навязчивое чувство тоски вызывает у меня сия, с позволения сказать, цивилизация, за которую эти потомки варварских лесных племен и монгольских ханов отчаянно идут на смерть от лучшей армии, когда-либо являвшей этому миру свое великое и грозное лицо.

Здесь не строят, а только перестраивают, достраивают, ремонтируют. Не судят, а казнят, не разбираются, а сразу осуждают. Грязные улицы мостят досками, да так небрежно, что каждой новой весной приходится делать это опять. Злые языки утверждают, будто бы на сем деревянном круговороте наживаются местные купцы и чиновники… Какая неприкрытая подлость!

Забитость и неслыханная нищета низших слоев и тут же — отвратительная, обрамленная в драгоценную оправу дикость и распущенность знати — вот что бросается в глаза любому иностранцу. Справедливости ради, дворянство отличают от черни наличествующие у многих познания в истории и науке и почти повсеместное знание нашего языка. Однако ведь недаром говорят, что и обезьяну при желании можно обучить человеческой речи. Попугаи опять же, бывает, разговаривают даже на китайском языке.

Конечно, нет правил без исключений: знавал и я пару достойных русских, из офицерства, но это, скорее, действительно большая редкость.

Не подумайте, кто вдруг когда-нибудь прочтет эти записки, будто бы я ропщу, ведь мое пребывание здесь есть Промысел Божий… В какой-то момент оно завершится, и я обязательно вернусь в Бретань. В первый же день я отправлюсь на Бель-Иль, поселюсь в лучшем постоялом дворе и сразу же закачу такой пир, какого не видал местный порт с момента строительства цитадели великого маршала Вобана. Ведь именно там, в цитадели, начиналась моя военная служба, там на одной из улиц повстречал я Изабель, там же, недалеко от того места, впервые подрался из-за нее на дуэли и был тяжело ранен в бедро. Меня долго выхаживали местные лекари, и все это время, каждый день, она приходила ко мне в крепостную больницу, а потом уже носила передачи в кордегардию.

Сейчас мне кажется, что целое столетие минуло с тех счастливых дней… Изабель не ждет меня более. Зато портовые девки будут все мои. Вернусь я героем, пережившим страшную русскую экспедицию. А герои никогда не остаются без женской ласки.

Как же я не понимал этого раньше: я счастливый человек, коль скоро у меня есть шанс снова оказаться во Франции, которая в сравнении с Россией являет собой сущий на земле рай?!