Юрий Костин - Француз

Свою же армию он куда-то спрятал, трусливо избегая честного сражения.

Партизаны наводили на нас ужас. Столь невиданный стиль ведения войны поражал нас своим варварством и коварством тактики. Никогда еще войны не велись при таком полном отсутствии правил и чести.

Солдат армии императора партизаны не щадили, в плен брали очень редко, зато охотно поднимали на вилы. Жестокость сию объясняли якобы тем, что Наполеон вторгся в пределы их государства с преступными целями, а это значит, что вся его армия сплошь состоит из преступников, коих следует, не мешкая, казнить.

Но ведь на войне как на войне: без риска она немыслима. И какой бы нелепой и позорной кому-то ни казалась смерть на крестьянских вилах, смею заверить не побывавших в настоящих кампаниях: большая часть смертей на войне нелепа, необъяснима и вовсе не является героической. Даже в атаке гибель товарищей выглядит довольно нелепо. Шагаешь в каре под барабанную дробь и вдруг слышишь свист ядра. Оно врезается в строй в трех шагах от тебя, навсегда вырывая из колонны и из жизни несколько человек.

Происходит величайшая трагедия, а мы идем дальше, сжав зубы, не переходя на бег, сжимая в руках оружие и все-таки не веря в перспективу собственной смерти. Мне всегда было любопытно понять, по какому принципу отбирает Всевышний или посланный им в наше наказание бог войны свои жертвы…

Вечером стало известно, что Мюрат выбрал меня в качестве курьера, уполномоченного передать лично Кутузову особое послание для русского царя. Видимо, Наполеон придавал нашей миссии такое значение, что счел необходимым самолично произвести выбор порученца. Я был несказанно удивлен и горд.

Моей дестинацией была ставка русского фельдмаршала. До нее, правда, следовало еще добраться целыми и невредимыми. Регулярная армия парламентеров, может, и не тронет, но столкновение с партизанами могло привести к самым печальным последствиям. Поэтому в мое распоряжение поступило три эскадрона кирасир.

Наполеон уходил из России. Принужденный прозорливым Кутузовым двигаться не по Калужскому направлению в сторону богатой Малороссии, а по Смоленской дороге, на которой не было у него заготовлено ни баз, ни припасов, император Франции мечтал только об одном: чтобы русский царь остановил свои войска на границе.

Искусные маневры русских войск не оставили ему выбора, и он распорядился двигаться к границе по Смоленской дороге. Понимая, что теперь его армия обречена на вымирание, Наполеон плохо принял этот удар и на людях упал в обморок…

В русском походе он слишком часто терял лицо. Моральный дух в армии упал до опасной черты, уважение к императору таяло, подобно снегу, который солдаты Великой армии растапливали в котелках. Требовалось проявить все свои способности, изобретательность и дар убеждения, чтобы избежать катастрофы.

Заканчивался поход, но не угасала еще надежда его на реванш или хотя бы на сохранение своей власти над вассалами в Европе. Да и просто так уйти, отступить он, конечно же, не желал. Необходимо было еще сохранить лицо. Наполеон пытался перехитрить русских, написав пространное письмо своему «брату» императору Александру, который не удостоил его ответом. Отправил в ставку фельдмаршала Кутузова под Тарутино своего близкого советника генерала Лористона. Просить мира… И вот сегодня, в отчаянной попытке закончить войну еще здесь, в России, послал с гонцом отдельное, личное послание русскому царю.

Когда отряд под командованием Матье Сибиля уже был далеко от лагеря, Мюрат, провожавший Наполеона в его палатку, решился задать императору вопрос.

— Сир, прошу извинить за мое излишнее любопытство, но отчего вы отправили письмо для русского царя с простым офицером? Тем более что Лористон был уполномочен вести переговоры, и уже одно письмо было доставлено Кутузову…

— Мюрат, — оборвал его Наполеон, — письмо столь откровенно и по содержанию немыслимо, что, если оно не возымеет должного действия на Александра или я не получу в скором времени его ответ, можно будет легко откреститься от авторства, объявив письмо искусной подделкой, коль скоро подобные послания не передаются на столь низком уровне.

Проводив француза до такси, Антон подождал, пока машина скроется за поворотом на Тверскую улицу, вернулся в кафе и поднялся на второй этаж.

— А можно еще разок взглянуть на те самые книги? — спросил Антон официанта. — До следующей встречи посижу, полистаю их, если можно.