Александр Тамоников - Химическая война

И вдруг его осенило.

«Хабаров! Сашка Хабаров ушел с ребятами в восточном направлении и… Уж не его ли забрали «вертушки» после уничтожения завода в Саларе?!»

Трясущимися от волнения пальцами майор выдернул из кармашка рацию и стал звать Александра. Сначала на первом канале, потом на втором, третьем, четвертом…

Наконец тот ответил:

— Первый на связи! Кто запрашивал?

Знакомый голос был едва слышен из-за фонившего шума двигателей.

— Первый, это Байкал! Ты меня слышишь?! — крикнул Жилин так, будто общался с Хабаровым посредством голоса, а не радиоволн.

Торопясь и сбиваясь, он объяснил проблему, не отрывая взгляда от пролетавших вертолетов.

— Сейчас переговорю с «летунами». Оставайся на связи… — все поняв, сказал Хабаров.

Не отключая рации, майор обернулся к Смирнову:

— Запали «сигналку»!

Борька выхватил из ранца патрон, отбежал подальше от боевых машин и, дернув шнур, поднял руку. Из патрона повалил густой оранжевый дым. Ветра почти не было, и дым поднимался вертикально вверх.

— Серега, ответь! — позвал динамик голосом Александра.

— Да, слушаю!

— Готовьтесь, мы заходим на посадку!

— Понял тебя, Саша! Спасибо!!

«Полосатый» встал в круг над аэродромом, а транспортный «Ми-8» плюхнулся в сотне метров от стоявших бронемашин.

Подхватив Генку, Жилин, Смирнов и Соболь осторожно понесли его к открывшейся двери грузовой кабины. Два бойца из десантного взвода помогали им, неся оружие и ранцы.

Размещением раненого в чреве «восьмерки» руководил Зеленский. Он заранее расстелил на полу брезентовые чехлы, подготовил свой чемоданчик с инструментами, препаратами и перевязочным материалом.

Погрузку завершили за полминуты. Бортовой техник поднял трап, закрыл дверь, и винтокрылая машина вновь поднялась в воздух.

Несколько минут назад в грузовой кабине «Ми-8» была совершенно спокойная обстановка. И вдруг все кардинально переменилось: закипела работа, стало напряженно, суетливо. Распоряжался Зеленский, и все, включая двух командиров групп, ему беспрекословно подчинялись.

Первым делом он срезал старые бинты и осмотрел рану. Затем, опрашивая Геннадия, начал готовить инструменты…

— Иван, ты решил делать операцию? — наклонился к доктору Хабаров.

— Да, — уверенно кивнул тот.

— Прямо здесь?

— Он получил пулю вчера вечером. Есть очень большая вероятность перитонита. Я должен сделать ревизию брюшной полости и найти источники кровотечения.

— Но ведь это… наверное, дико сложно… в таких условиях?

— А что делать? Прикажешь смотреть, как он умирает?

Зеленский был врачом от Бога, и спорить с ним Александр не собирался. Тот знал, что делал.

— И вообще… — нервно повел плечом Иван. — Лучше не мешай и прикажи парням расположиться в кабине так, чтобы они не загораживали свет от иллюминаторов.

— Хорошо. Если понадоблюсь, зови…

Ничего для общего наркоза в Ванькином чемоданчике, конечно же, не было. Зато имелся полный набор сильнодействующих препаратов для блокады рефлексогенных зон.

— Ты вот что, дружище, — приговаривал он, делая инъекции вокруг места будущего надреза, — лучше всего будет, если ты уснешь. Полежи спокойно, погляди в потолок и ни о чем не думай.

— Я что-нибудь почувствую? — спросил Курко.

— Вряд ли. Да и не собираюсь я в тебе долго копаться. Посмотрю повреждения кишечника, подлатаю, почищу полость. И заштопаю, как было.

— Надолго это все?

— Нет. Как сказано во всех медицинских учебниках: «Операции на органах брюшной полости должны быть непродолжительными». Так что не волнуйся.

— Я и не волнуюсь, док.

— Вот и правильно. Да, Геннадий, я должен тебя попросить об одном одолжении.

— Слушаю.

— Пока продолжается операция, ты не должен шевелиться.

— Совсем?

— Совсем. Это очень важно. Что бы ты ни почувствовал и как бы некомфортно тебе ни стало — лежи смирно. Понял?

Курко кивнул.

— Отлично. Начинаем…

Постеленные брезентовые чехлы были перепачканы кровью, на полу валялись окровавленные тампоны и бинты…

«Бортач» лишь однажды зачем-то выглянул в грузовую кабину. Лицо его от увиденного вытянулось и стало белым, как скатерть из «Метрополя». Он тихо прикрыл дверцу и, видимо, поведал летчикам о функционирующей в полутора метрах операционной. Во всяком случае, «вертушка» после этого уменьшила скорость, полетела более плавно и без резких эволюций.

Курко лежал на спине. Соболь и Смирнов сидели в изголовье «операционного стола». Оба держали растянутую камуфляжную куртку таким образом, чтобы пациент не видел своего распоротого живота и склонившегося над ним доктора. Впрочем, Геннадий и не пытался что-либо увидеть. Глаза его были закрыты, а лицо из-за большой кровопотери все так же лишено красок.