Жизнь и судьба всего экипажа в буквальном смысле были в руках Сани Деревянко. Никогда еще: ни в колхозе на гусеничном тракторе, ни в учебке на «валентайне» или американском танке «шерман» он с такой осторожностью, чуткостью и предельным до звона в ушах вниманием не вел машину.
Не везде каменистая земля приняла отпечатки траков, здесь уже по памяти и интуиции Деревянко повторял свои зигзаги в обратную сторону.
Когда до опорного пункта оставалось менее 100 метров, под левой гусеницей рвануло. Танк даже не тряхнуло, но душа у Саньки ушла в пятки. К счастью, они наехали всего лишь на противопехотную мину, для стальных траков это все равно, что укус комара…
Дальше обратная дорога шла только по прямой.
На позиции взвода их ждал капитан Бражкин. Его смуглое лицо было, как очищенная вареная свекла, он еле сдерживался, но по разумной привычке сначала выслушал доклад взводного.
– Товарищ капитан, механик-водитель рядовой Деревянко в составе экипажа выполнял тренировочное вождение!
И тут Бражкин взорвался. Шквал командирского негодования можно было сравнить с залпом «катюш»:
– Какого рожна вас занесло на минное поле?! Кому я карту вчера показывал?! И танк, и людей чуть не угробил! Под трибунал пойдешь!
Он еще рвал и метал, обещая немыслимые кары, и так же резко прекратил, уже негромко и мрачно спросив:
– Объясни, лейтенант, у кого заклинило в мозгах.
«Неплохо бы сказать, что тренировались в условиях, приближенных к боевым, – пришла Ивану в голову дурацкая мысль. – Но тогда точно посчитают стопроцентным идиотом».
– Вина целиком моя, товарищ капитан. Не согласовали с механиком-водителем условные знаки, – понуро глядя в сторону, ответил он. – В ТПУ во время движения слышимость плохая. Он превратно понял мои команды…
– Превратно… умничаешь тут, – снова вскипел ротный. – Напишешь объяснение. К 18 часам проверяю готовность запасных позиций. Вопросы есть?
– Есть, – мрачно сказал Родин. – Можно убрать куда-нибудь из механиков-водителей этого придурка?
– Еще разобраться надо, кто из вас больший придурок… Никаких замен!
Прежде чем уйти, Бражкин протянул Родину пакет от командира батальона майора Дубасова и приказал немедленно отнести его в штаб бригады.
Как только ротный отдалился, Сидорский выдохнул:
– Кажется, пронесло, командир.
А Родин вдруг ни с того, ни с сего попросил Кирилла скрутить ему цигарку, что было весьма редким делом. Свой офицерский табак он отдавал ребятам. Сидорский щелкнул трофейной зажигалкой, Иван затянулся, в горле запершило, он едва сдержался, чтобы не закашляться.
– Ну, и чему тебя там только учили, рядовой Деревянко?
Саня встал, но Родин махнул рукой – сиди.
– Сначала я на американском танке «шерман» водил. Горбатый такой, высоченный. Под днищем на карачках пролезть можно. Раз в канаву один из наших заехал и сразу же кувыркнулся набок. Тягачом вытаскивали. Про него наши ребята песню сложили: «Как Америка России подарила эмзеэс, шуму много, толку мало, высотою до небес!» А потом на «англичанина» перевели, на «валентайн», тоже средний танк.
– На «Валентину»? – уточнил с подначкой Сидорский.
– Не на «Валентину», а на «Валентайна», – всерьез поправил Саня, не заметив, что его подкалывают. – Броня 40–60 миллиметров, пушечка калибром 40, мощность двигателя 130 «лошадок». Дизель, а пашет на бензине.
– Молодец, знаток! А на «тридцатьчетверке» первый раз, что ли? – поинтересовался Родин.
– Первый, честное слово…
Вот и приплыли. Решение руководства не обсуждалось. Теперь этот пострел будет по иерархии вторым после командира членом экипажа. И что будет, когда зеленый, как огурец, пацан поведет в бою танк на «тигры», «фердинанды» и «пантеры»? Если на марше ошибка механика-водителя обернется остановкой в пути и ремонтом, то в бою выход из строя трансмиссии по его вине может стать летальным исходом для всего экипажа.
– Ну что, ребята, принимаем в наш гвардейский экипаж Александра Деревянко? – не то в шутку, не то всерьез спросил Иван.
Он дал сорок минут послеобеденного перекура. Обычно это время каждый использовал по-своему. Руслик расстилал на земле неведомо где добытый кусок овечьей шкуры и делал сложный ремонт старинных часов с кукушкой, которые нашел как-то в разбомбленном авиабомбой особняке.
Башнер Кирилл, у которого руки не были созданы для столь тонкой работы (зато они хорошо метали снаряды в казенник пушки) занятие избирал схожее: находил ближайшее дерево или уцелевшие ворота и кидал в центр круга финский нож. Удовлетворившись десятью попаданиями, он ложился где придется, в основном на трансмиссии, и засыпал до командирской побудки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу