Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Те, кто отдавал Ревазу Гургенидзе приказы, никогда не занимались прямым финансированием его деятельности, ограничиваясь выплатой гонораров за успешно проведенные операции. Такова была обратная сторона предоставленной ему свободы; он был волен выполнять задания в одиночку и единолично распоряжаться полученными суммами или нанять за те же деньги хоть целую армию помощников. Поэтому восполнять понесенный урон ему предстояло самостоятельно, а сбережения были чуть ли не до последнего цента вложены в дело. Да и с какой радости он должен трогать свои сбережения? Солдат воюет не для того, чтобы тратить свои денежки, а для того, чтобы их зарабатывать, и даже политики и олигархи, финансируя боевые действия, делают это не из любви к искусству, а в расчете на солидную прибыль.

Словом, деньги, вырученные от продажи вина, планировалось пустить на приобретение оружия, боеприпасов и всего прочего, что может понадобиться при ведении партизанской войны. Реваз был кровно заинтересован в успешном завершении этой сделки и готов недрогнувшей рукой устранить любое возникшее на пути препятствие. О том, что будет дальше, он не задумывался. Положение дел в «Бельведере» с некоторых пор перестало ему нравиться: возникшие между партнерами разногласия только усугубляли ситуацию, и Ржавый предчувствовал, что этот канал денежных поступлений скоро закроется. Пожалуй, это была последняя сделка; ее следовало во что бы то ни стало провернуть, а дальше — хоть трава не расти. Главное, чтобы эта парочка русских болванов успела перевести деньги, прежде чем над ними разразятся сгущающиеся тучи. Реваза Гургенидзе эта буря не заденет — к тому времени он будет уже далеко. А значит, церемониться, просчитывая далеко идущие последствия каждого своего шага, нет никакой необходимости…

Придя к такому выводу, Реваз откинулся на обтянутую натуральной кожей спинку сиденья, закурил и, вынув из кармана, развернул на коленях слегка потертый на сгибах лист бумаги. Задумчиво попыхивая сигаретой, он снова пристально всмотрелся в нечеткую черно-белую фотографию человека, выдававшего себя за сибирского бизнесмена Худякова. Обрамленное седеющей шкиперской бородкой лицо показалось ему смутно знакомым, и это тревожило Реваза куда больше, чем странности, начавшие происходить вокруг «Бельведера». Изображенный на снимке человек не принадлежал к числу теперешних знакомых Гургенидзе; если Реваз и знавал его когда-то, было это в весьма отдаленном прошлом. А там, в прошлом, среди знакомых Ржавого было немало экземпляров, которых он не хотел бы видеть в числе своих противников.

Одним из таких знакомых был генерал Мещеряков. В ту пору он ходил в майорах и по долгу службы учил уму-разуму молодого лейтенанта Гургенидзе. А потом, когда так и не удалось наставить горячего джигита на путь истинный, Мещеряков позаботился о том, чтобы не оставить камня на камне от едва начавшейся военной карьеры Реваза. Что ж, приятно сознавать, что некоторые вещи не меняются со временем: человек, погубивший карьеру Ржавого, пару недель назад едва не погубил его самого. Враг остался врагом и по прошествии десятилетий, и Реваз собирался поквитаться с ним за все.

Нажав клавишу стеклоподъемника, Гургенидзе выбросил окурок в окно. Окурок покатился по укатанной до каменной твердости песчано-гравийной смеси и коротко зашипел, угодив в скопившуюся в выбоине лужицу грязной воды. Вслед за окурком Реваз выбросил из головы посторонние мысли, выдохнул из легких остаток табачного дыма, закрыл окно и спрятал в карман распечатку с фотографией смутно знакомого лица. Мощный двигатель джипа едва слышно урчал под капотом, наполняя салон почти неощутимой вибрацией, из вентиляционных решеток тянуло ровным сухим теплом. Машина стояла на проселочной дороге, которая под прямым углом упиралась в федеральное шоссе. Деревья и кустарники ветрозащитной полосы образовывали что-то вроде рамы, в которой виднелся коротенький отрезок асфальтированной трассы. По нему то и дело с шумом проносились автомобили, на краткий миг возникая в поле зрения, чтобы тут же скрыться за щетинистой полосой кустов.

Реваз посмотрел на часы, и сейчас же, лишний раз подтверждая точность его внутреннего хронометра, на шоссе показался ярко-красный седельный тягач, тянущий за собой длинную блестящую цистерну из нержавеющей стали. За первым виновозом, отставая от него не более чем на пять метров, проскочил второй, а примерно через сорок секунд в неровной раме голых ветвей мелькнул приземистый силуэт пожилого черного «форда».