Константин Стогний - Позывной «Крест»

Профессия такая была у людей во времена СССР в рядах Советской Армии: совершать диверсии, взрывать, убивать. И вот рухнул СССР. Их, сержантов-сверхсрочников, уволили. Начались трудные годы, и они, как и многие сотни тысяч украинцев в родной стране, подались в начале девяностых на заработки. Стали мыкаться по Западной Европе. Предложили им поработать в прежней профессии военного на Балканах, то есть повоевать. Делать было нечего, согласились. Условия такие: их отправляют на базу, там проверяют навыки и физическую выносливость, затем ставят задачу и через какое-то время забрасывают в полевой лагерь хорватов. Срок командировки — примерно год, дальше как получится.

Матерый лис с окрасом ирландского сеттера не был людоедом. Но он проголодался, а кровь на груди у неподвижного раненого была такая горячая и ароматная! Лис лакал ее до последнего мгновения, пока человеческая речь приближающихся украинцев не стала слышна отчетливо.

— Гаром несе, горить щось.

— Може, це торф який під землею горить?

— Який торф? Ти здурів, ми ж на горі, а не на болоті!

— О! Дивись, мрець якийсь!

— У тільнику, кажись, наш.

Один украинец встал, внимательно осматривая кусты и прочие окрестности. Другой принялся тщательно обшаривать карманы «мреца».

— Хлопці, допоможіть! — раздалось еле-еле слышно из пересохших уст Виктора Лаврова.

— О! Так це взагалі наш, українець! Ну-ка, підсоби! Нє, ніж не чіпай, висмикнеш, так він тут же і помре. Так донесемо, зараз носилочки зробимо і донесемо. А там медсестричка його виходить.

Молодой журналист куда-то уплывающим сознанием различал эту мелодию родного украинского говора, и даже было не страшно умирать. «Прорвемся…»

Горный археолог Стип Врлич шел вдоль большой колоннады древней Пальмиры. Ветер трепал полы его длинной рубахи-кандуры, а головной платок, прятавший от чужих глаз светло-русые волосы, успешно скрывал его европейскую внешность. Хоть война и не разбирает, кто свои, а кто чужие, и могут шлепнуть так — на всякий случай, или же просто ради забавы, все равно береженого Бог бережет.

Стип, обладающий изысканным художественным вкусом, достойным хорошего творца, на мгновение явственно представил себе, как под этими величественными колоннами некогда хаживала царица Зенобия, которая так любила свой народ, что пожелала сделать его свободным от Рима. Увидел многочисленную свиту арамейской красавицы-царицы, которая наслаждалась игрой музыкантов, сидящих подле вымощенной камнем дороги. Увидел и вьющийся виноград, который поливали прилежные рабыни, и радостных горожан, не знающих, что совсем скоро обрушится на них грозная армия римского императора Аврелиана, и захлебнется земля кровью, и увидит народ горе, и поведут их царицу в золотых цепях по улицам Рима…

Так и в наши дни. Жили люди — со своими радостями и печалями, праздниками и буднями. Любили, рождались, умирали, но своей смертью, а не от снарядов и пуль. А жили своей жизнью, не придуманной кем-то, не навязанной извне. Растили детей, строили планы на будущее. И вдруг… Выжженная земля, тысячи душ, взлетевших в небо, и искореженные судьбы тех, кто все-таки остался жить.

«Ничего не изменилось, ничего, — бормотал Стип, — недолгое счастье, а затем горе и кровь».

Античная улица, знаменитый на весь мир Тетрапилон; для археолога — это как храм для ищущего веры, покоя и смирения, как нечаянная любовь для потерявшего всякую надежду. Только вот сейчас эти вера, покой и смирение могут быть уничтожены вместе с храмом, а сладкая нега любви растает с приходом утра, когда проснешься и поймешь, что это только сон.

Война, испепелившая последнюю веру в людей, уничтожающих бесценные реликвии мира. Война, которая уничтожила все человеческое, дав в руки прирожденным убийцам мечи для обезглавливания мирных, ни в чем не повинных братьев. Война, вырвавшая сердце многострадальной Сирии — прекрасную Пальмиру. Что ждет это человечество? Какая еще небесная кара? И за что?

Он вспомнил родину — разбомбленный авиацией Белград. Город своей юности. Наполовину обвалившееся здание телецентра, обрушенные мосты, сожженные кварталы жилых домов. Разрушенные не стенобитными орудиями, не допотопными пушками, а сверхзвуковыми истребителями, бомбардировщиками и фосфорными снарядами, не оставляющими после себя ничего живого… Ни-че-го!

«Так есть ли путь к спасению? В чем? Сможем ли мы устоять перед этим всемирным ужасом, если не сольемся воедино? Если не научимся самому простому — понимать друг друга? Надо найти общий язык, общую точку отсчета нашей истории, общую меру добра и зла на Земле. Понять друг друга. Подняться над старыми обидами. Простить взаимные счеты и претензии. Ради спасения жизни. Ради себя и своих детей. Неужели не сможем?..»