Андрей Ильин - По ту сторону жизни

– Так давайте я сам посылать письма буду! – радостно предложил Нугзар.

Посерьёзнел товарищ Сталин.

– Нет, Нугзар, так нельзя. Письма эти личные, их никто видеть не должен. Совсем никто! Увидят, спросят, кому товарищ Сталин пишет, зачем пишет, вопросы задавать начнут. Что ты на это ответишь?

– Я никому ничего не скажу, дядя Иосиф. Клянусь!

– Конечно, не скажешь, Нугзар, я тебе верю. Но зачем тебе знать того, кто за письмом придёт? Не надо знать. И друг твой не должен знать от кого письмо – просто отдаст его и всё. Не скажешь?

– Нет, дядя Иосиф!

– Вот и хорошо. Только, когда письмо давать будешь, делай это незаметно, вокруг столько любопытных глаз…

– Хорошо, дядя Иосиф, я так передам, что ни одна живая душа не увидит. Я его в учебник положу, и учебник ему дам!

– Молодец, так хорошо придумал!.. И если друг твой будет из бедной семьи – пусть лучше из бедной – он отцу своему с матерью помочь сможет, потому что товарищ Сталин не любит об одолжении просить, он его отблагодарит, денег передаст.

– Не надо денег, дядя Иосиф, мы и так…

– Зачем горячишься, деньги всем нужны. Тебе не нужны – ему нужны! Он их домой пошлёт, там все рады будут. Хорошее дело мы с тобой сделаем. Каждый труд должен вознаграждаться.

Добрый дядя Иосиф, всем помочь готов. Мог бы просто об одолжении попросить, кто ему откажет, а он плату предлагает.

– Ну, вот и договорились. Верю я, Нугзар, что не подведёшь ты меня, и друг твой не подведёт. Не может у тебя плохих друзей быть…

Вот и цепочка наладилась – кто на Нугзара подумает, который к дяде Иосифу в гости пришёл? Никто не подумает! Пропустит его охрана и даже в журнал не запишет. Возьмёт Нугзар письмо да с собой унесёт, а в университете другу своему передаст. Кто в той толкучке передачку заметит, даже если следить станет? Кабы посторонний кто пришёл, может быть, а когда приятель, с которым он по три раза на дню сталкивается… Потом приятель на почту придёт, письмо в другой конверт сунет, адресок чиркнет, который до востребования, и ценной бандеролькой отправит.

Мудр «Хозяин», так ведь не прост он – такие «университеты» прошёл еще тогда, до революции, когда литературу большевистскую распространял, эксы и экспроприации учинял, от Охранки скрывался, да из ссылок бегал. Оттуда хитрость его.

– Спасибо тебе, Нугзар, что не отказал товарищу Сталину. Хороший ты мальчик.

– Ну что вы, дядя Иосиф, я всегда!.. Я никогда!.. Я никому!..

Стоит на плацу отделение – пятнадцать зэков в фуфайках. Перед ними командиры – «Полкан», «Абвер», «Партизан», «Кавторанг», «Крюк». Чуть в стороне офицер в форме МГБ – с иголочки весь, сразу видно – столичная штучка.

Подошёл к нему «Полкан».

– Скажите им.

– Что? Зачем?

– Сомнения у личного состава. Нужно разъяснить, что это не заговор, не контрреволюция. Вам они поверят.

Офицерик сделал шаг вперёд. Встал, расставив ноги, чисто с плаката в красном уголке сошёл или с фотографии газетной.

– Граждане заключённые… – осёкся, поправился: – Товарищи бойцы!

– Рупор возьмите… – сунул «Полкан» в руки офицера жестяной раструб с ручкой.

– Бойцы!.. – задребезжал усиленный железом голос, долетая до бараков, где окна настежь распахнуты, а двери снаружи жердинами припёрты, чтоб не разбежались зэки. – Вы собраны здесь для выполнения задания государственной важности… – И дальше, как по писаному, про победу революции, про основоположников, съезды и партийные задачи. Умеет говорить, чертяка! – И я надеюсь, я уверен, что вы оправдаете доверие, которое…

Подошёл к нему «Крюк» со стаканом тёплой воды.

– Что?

– Вода, выпейте, а то горло.

– А да, конечно.

Принял офицерик стакан и стал пить жадно, всё дальше запрокидывая голову. И «Крюк», который подле стоял и стакан ждал, вдруг вытянул из рукава финку и быстро и неожиданно полоснул ею по шее офицера чуть выше кадыка.

Упал, покатился по земле стакан. На китель, на грудь и рукава брызнуло алым. И даже не испуганно, не обречённо, удивлённо глянул офицер на своего убийцу. Вскинул руки, перехватил ладонями горло, захрипел страшно, забулькал, и сквозь пальцы его стала толчками пробиваться кровь.

Расчётливо ударил «Крюк», чтобы не убить сразу свою жертву, чтобы хватило жизни офицерику еще на несколько минут. И кобуру его придержал, чтобы не сунулся он за пистолетом.

Ахнули зэки, отшатнулись. В глазах ужас мелькнул. Кто-то вскрикнул испуганно.

– Стоять! Всем! – рявкнул «Кавторанг» лужёной глоткой.