Андрей Воронин - Му-му. Заброшенная могила

— Дурак… Я же в мэрии и страховой бизнес курирую, а ты в Москве видный страховщик. Скажешь, что я узнал о похищении, соболезную и хочу с твоим отцом помириться. Во! Умный я, правда?

— Ты сумасшедший, — сказал Даниил. Он даже не представлял, насколько был близок к истине.

— Повторяю для особо тупых: твою дочь похитили, шантажируя тебя, а не его. Я же готов помочь малышку вернуть, если он пойдет на некоторые уступки мне.

Даниил считал, что умирал уже два раза.

Первый — когда купил «японский» клинок за неправедные деньги. Он почувствовал это сразу после выхода из магазина.

Второй — когда согласился на предложение отца возглавить страховую фирму. Правда, это он понял уже потом, когда распорядился убрать первого старика.

Ныне настал третий и последний раз. Зомби — непогребенный труп — больше не должен переступать дорогу живым.

Перед тем как набрать номер отца, он выжрал стакан водки и достал из шкафа диск Владимира Высоцкого.

«Средь оплывших свечей и вечерних молитв…» — раздался из динамика неповторимый голос барда…

Даниил вытащил из того же шкафа витую свечу и зажег ее, вставив в антикварный серебряный канделябр.

По иронии судьбы этот огромный канделябр, стоявший, вероятно, много лет назад на столе какого-то судьи, изображал богиню правосудия Фемиду, только из чаш весов, призванных взвешивать прегрешения против Закона и вину подсудимого, вырастали по три штырька, на которые следовало надевать свечи. Седьмой штырек торчал из навершия меча, который богиня держала в правой руке. Канделябр достался Даниилу в качестве взятки от одного из клиентов.

«Разберись, кто ты, трус иль избранник судьбы… — пел Владимир Семенович. — И изведай на вкус настоящей борьбы…»

«Да будь я проклят…» — прошептал про себя Даниил. И случайно нажал на другую кнопку. Из динамика донеслось: «И в этом бою как из крана вино, и я пьяный убит под звездою давно…»

Даниил схватился за грудь и побежал в ванную. Его тошнило.

Первый раз за много лет его тошнило.

Даниила рвало так, как в семнадцать лет, когда он первый раз в жизни, на выпускном вечере в школе, нажрался дешевого кубинского рома.

Чтобы жить, человек должен любить. Даниил с самого детства знал это, воспринимал как истину, впитал в свое сознание… Он любил свою дочь, но предал ее. Он знал, что за это должен ответить. В первую очередь перед самим собой.

Но преступление нужно было довести до конца. Таков закон.

— Отец? Ты уже знаешь?

— Да, сынок. Алла звонила. Сразу, как все произошло. Как ты себя чувствуешь, Данька? Эта отрава…

Даниил молча завыл.

— Никак не чувствую, — ответил он настолько мертвым голосом, что сам испугался.

— Я к тебе приеду сейчас… — донесся до него голос отца.

— Не надо, папа… Прошу тебя… Съезди лучше к Алле. Я никого не могу видеть.

Матвей Иванович помолчал минуту, потом сказал:

— С Катей ничего плохого не случится. Я чувствую.

— Я знаю… С ней ничего не может случиться по определению. Она все равно попадет в рай. Случится с нами.

— Что ты несешь?

— Отец, мне звонил Купцов, приносил соболезнования. Он хочет с тобой помириться… — И, пробивая словами тяжелое молчание в телефонной трубке, добавил: — Он хочет с тобой встретиться. Завтра, в Измайлово, на пруду-

— Значит, все-таки это он… — после минутного молчания произнес Хвостов.

— Нет, отец, это не он. Он бы не стал так… со мной. Не забывай, что я с ним тоже работаю.

— Я знаю, Даниил. Тебе звонили?

«Вот так… Уже не «Данька», как в детстве. Что же ты знаешь, папа?..»

— Пока нет… Это не он, отец, это другие… — повторил Даниил, с трудом сдержавшись, чтобы не добавить: «Это я».

— Хорошо, я там буду, — сказал Матвей Иванович. — Держись, сынок.

Ему позвонили поздно вечером, через час после разговора с сыном. Вежливый мужской голос, попросивший к телефону Матвея Ивановича Хвостова, произнес:

— Ваша внучка у нас. Даниил Матвеевич задолжал нам некоторую сумму…

— Какую? — спросил бывший разведчик.

— Сопоставимую с ценой жизни девочки.

— Подробнее…

— Это, в общем-то, не ваша бухгалтерия, — холодно произнес голос в трубке. — Даниил Матвеевич не желает с нами сотрудничать, будто бы ему не дорога дочь. Зато, может быть, вы решите спасти внучку? Правда, это дорого стоит…

— Сколько?

— Много. Он должен нам два миллиона долларов.

— Не смешите меня, он за всю жизнь столько не заработал, — сказал Матвей Иванович.

— Поверьте, он заработал гораздо больше.