Андрей Воронин - Му-му. Бездна Кавказа

— А если не будем, тогда что? — оказал последнюю попытку сопротивления Старый.

— Пиф-паф, — с готовностью ответил на его вопрос Дорогин. — А ты думал, тебе за твои художества путевку в профсоюзный санаторий дадут?

Старый покосился в сторону прихожей. С того места, где он сидел, были видны только обутые в старые зимние сапоги ноги грузина, но он знал, что трупов в прихожей два, и что один из этих трупов при жизни был его напарником — неплохим, в сущности, парнем, капитаном ФСО Виктором Порошиным. Человек, который в данный момент сидел на столе, покачивая ногой, застрелил его без малейшего колебания, хотя, похоже, действительно знал, в кого целится. И как, дьявол его задери, он ухитрился убрать из квартиры журналистку?

Это, вне всякого сомнения, был именно тот тип, который на пару с Шахом буквально стер в порошок старого Мустафу вместе с его ближайшими помощниками. Он демонстрировал весьма высокую квалификацию, а главное, так нагло пер напролом, словно за ним и впрямь стояла какая-то могущественная сила, способная с успехом противостоять ФСО и свысока поплевывать на все остальные силовые структуры. А кто может справиться с ФСО, кроме службы внутренней безопасности все той же ФСО?

Все это были рассуждения весьма сомнительного свойства. В одном Старый не сомневался ни секунды: шансов выйти из этой квартиры живым у него мало. Но, если корчить из себя пионера-героя, этих шансов не останется совсем, и он умрет быстро, буднично и грязно, как прихлопнутый свернутой газетой таракан. Кем бы ни был сидевший на столе человек, жизнь майора ФСО Кулакова для него явно ни черта не стоила, и с этим немаловажным обстоятельством следовало считаться.

— Не ломайся, майор, — вторя его мыслям, сказал Дорогин. — Ты же профессионал и должен знать, что рано или поздно говорить начинают все. И срок этот, как правило, зависит не столько от силы воли того, кого допрашивают, сколько от умения того, кто ведет допрос. Ну, и еще от желания получить необходимую информацию. Так вот, желание у меня есть, и спрашивать я умею.

Насчет допроса он говорил чистую правду. И потом, Старый не видел причин, по которым ему следовало терпеть побои и психологическое давление. Было бы из-за чего! Вернее, из-за кого. Ведь, что бы ни говорил шеф, действовали они явно на свой страх и риск, занимаясь откровенной, никем не санкционированной отсебятиной. Потому что, когда такие вещи делаются по приказу свыше, операция заранее прорабатывается до мельчайших деталей, и участвуют в ней отнюдь не два человека. Двоих маловато для того, чтобы и наблюдение обеспечивать, и связь поддерживать, и в перестрелках, пропади они пропадом, участвовать. Ну, мало двоих, мало! Он говорил об этом шефу, но тот, как водится, и слушать не стал, только зыркнул рыбьими своими глазенками, цыкнул зубом, как голодный упырь, сказал: «Выполняйте», — и был таков. А результат — вот он, налицо: один уже остыл, другой связан по рукам и ногам, вся операция засвечена, журналистка как в воду канула, диск этот дурацкий с липовым интервью вообще неизвестно где…

— Ладно, — сказал Кулаков, все взвесив и приняв решение. — Что я с этого буду иметь?

— Ты еще поторгуйся, — с ленцой отозвался Дорогин. — Можно подумать, у тебя есть выбор. Сначала поглядим, что напоешь, а потом решим, что с тобой делать.

— Я не так уж много знаю, — предупредил Старый.

— Не сомневаюсь.

— Что, конкретно, вас интересует?

Дорогин усмехнулся, про себя отметив это «вас» как добрый знак. Все-таки люди порой бывают чертовски наивны и доверчивы, даже если получают жалованье в Федеральной службе охраны. Пугнули его собственной безопасностью, а он и поверил — вон, уже и на «вы» обращается… Потому и поверил, что у него просто не укладывается в голове, как это одиночка, не облеченный никакой властью и не наделенный официальными полномочиями, может пойти против организации, у которой и власти, и полномочий хоть отбавляй.

— Ты пой по порядку, с самого начала, а я послушаю, — сказал он. — Мне тоже кое-что известно, так что учти: соврешь хоть словечком — пристрелю без предупреждения, как бешеного пса.

— Закурить дай, — попросил Старый.

Сергей зажег сигарету и, наклонившись, вставил ее в разбитые губы пленника. Майор с наслаждением затянулся, выдохнул облако дыма и начал говорить.

На кухне горела только встроенная в навесной шкафчик лампа, предназначенная для освещения рабочей поверхности. Свет был неяркий и уютный: он продолговатыми бликами отражался в стеклянных боках стоявшей на обеденном столе узкогорлой бутылки и двух пузатых бокалов. Ощущение дружеских посиделок усиливалось сгустившимися за окном синими сумерками, которые при взгляде из освещенной комнаты казались черными, как битум, и табачным дымом, который густыми слоями лениво плавал и клубился под лампой.