Алекс Шу - Битва за Родину

— Чего орешь? — спокойно спрашиваю у полной, — Спокойно разговаривать, папа с мамой не научили?

— Ты кто такой вообще? — Ильина смотрит на меня бешеными глазами, — Посторонним здесь не место. Немедленно покинь общежитие!

— Никуда я не пойду, — отвечаю я, — Сейчас во всяком случае.

— Значит так, — заявляет толстая, — немедленно идем все вместе к коменданту. Там уже Добрынина находится. Будем с вами всеми разбираться.

— Кто такая Добрынина? — тихо спрашиваю у Светки.

— Секретарь комитета комсомола техникума, — отвечает она.

— Хорошо, — киваю я, — Сереж, останься пока здесь, а мы с девчонками пройдем, пообщаемся.

— Он здесь один не останется, — решительно заявляет комсорг, — слишком уголовная рожа. Ещё сопрёт чего-нибудь, а нам потом отвечай.

Останавливаю вспыхнувшего и желающего высказаться Сергея.

— Пусть тогда с ним Алена, Рая и Маша побудут, а мы с тобой пройдем.

Комсорг меряет меня неприязненным взглядом, несколько секунд молчит и соглашается.

— Хорошо, — цедит она сквозь зубы, и разворачивается к выходу.

— Серый собираешь всю зарубежную музыку, и грузишь в машину, систему и кассеты с Лещенко и Песнярами, можешь оставить пока, — тихо говорю Мальцеву.

Мальцев кивает.

Догоняю толстую, чернявую и девчонок.

Через пять минут, я со Светой, Ольга и Аня стоим перед пожилым усталым мужчиной и энергичной блондинистой девицей. Шнобатая Бойер к коменданту не зашла, осталась в коридоре.

— Вот полюбуйтесь Вячеслав Иванович и Алина Викторовна. Вы им ключи от зала доверили, чтобы день рождения по-человечески справили. А они там музыку американскую слушают, как у нас говорится, «сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь», — ябедничает толстая, — налицо моральное разложение комсомолок Анисимовой, Творогиной, Семеновой, Доценко и Ефимовой. Считаю, что такое поведение безответственно, и предлагаю исключить провинившихся из комсомола, — тараторит толстая, — а также поставить вопрос перед руководством техникума, об отчислении этих студенток из нашего учебного заведения, за пропаганду западной идеологии.

— А где остальные девушки? — спрашивает комендант.

— В зале ждут. Там ещё с ними такой здоровенный бандит остался. Смотрят, чтобы он ничего не украл, — информирует Ильина

Мужик ерзает на стуле и вздыхает. Неудобно ему. Похоже, человек нормальный, но связываться с толстой идиоткой, не желает.

— Что можете сказать в своё оправдание? — холодно смотрит на нас Добрынина.

Дергаю за запястье, приготовившуюся разразиться возмущенной речью Светку. В глазах Оли и Ани блестят слезы.

— Позвольте, я все расскажу и объясню, — обращаюсь к «Алине Викторовне».

— А кто ты такой? — интересуется главная комсомолка техникума.

— Я парень Светы.

— Хорошо, попробуй, — Добрынина с усмешкой смотрит на меня.

— Прежде всего, давайте разберемся по сути. Я вижу, у вас тут магнитофон кассетный лежит, — киваю на «Десну»

— Ну да, мы тезисы 18 съезда ВЛКСМ разбирали в кабинете у Вячеслава Ивановича, впрочем, не важно, — обрывает себя блондинка, — Что ты предлагаешь?

— Прежде чем делать далеко идущие и неверные выводы, предлагаю послушать песни, которые мы ставили, прямо здесь, а потом уже и решать, насколько они соответствуют обвинениям Ильиной, — смотрю на Доронину невинным взглядом, — у меня с собой как раз одна из кассет имеется. Слушаем?

— Давай, — с сомнением соглашается главная комсомолка, — ставь свои песни.

Достаю из кармана кассету, переданную мне накануне Серегой, вставляю в «Десну» и включаю магнитофон.

И через несколько секунд в кабинете звучит:

У коменданта изумленно поднимаются брови. Он гримасничает, стремясь не заржать, и поспешно закрывается книжкой. Секретарь комсомольской организации тоже с трудом удерживает губы, пытающиеся расползтись в безумной ухмылке. Из-под книги раздаются полузадушенные всхлипы, переходящие в звуки, похожие на рыдания. Плечи Вячеслава Ивановича трясутся как у припадочного.

Ничего не понимающая Ильина переводит растерянный взгляд с коменданта на свою начальницу.

А магнитофон продолжает греметь, воспроизводя бессмертные звуки левого гимна Серджио Ортеги:

— Достаточно, — секретарь комсомольской организации с безумным выражением лица, кусает губы, стремясь успокоиться.