Сергей Зверев - Фоторобот в золоченой раме

Выйдя из здания СД, Шведов закурил и протянул сигарету Носову. Их обтекала вечерняя московская человеческая река — люди спешили с работы, рассасывались по ресторанам и ночным клубам. Начиналась рано пришедшая в Россию жара, и народ мечтал разъехаться на дачи, потому что в жару в Москве дышать нечем.

— Поможет — не поможет. — Носов щёлкнул зажигалкой.

— Или поможет. Или не поможет, — философски отметил Шведов. — Пятьдесят на пятьдесят.

— Как же далеко все зашло в нашей державе. Если генпрокурор бесцеремонно призывает нарушить закон, — покачал головой Платов. — Он что, тоже тварь продажная?

— Не знаю, — сказал Шведов. — Вот появилась возможность узнать.

— Меня чего удивляет, — сказал Платов. — Левицкие. Обычные барыги. Не олигархи, не владельцы заводов и газет. И такие страсти. Уже и генеральный прокурор вписался в тему. Следующий кто будет? Президент России попросит выпустить Ирину Левицкую? Или президент США, председатель Евросоюза. Какая-то фантасмагория…

— Это деньги, — заметил Шведов. — Левицкие могут заплатить миллион. А ты не можешь. А в государственной системе полно людей, которым без миллиона ну никак не жить…

В понедельник к одиннадцати часам Платов отправился на Житную. Шведов сидел и мрачно взирал на телефон.

— Звони уж, — сказал Платов.

Шведов набрал номер приёмной замначальника следственного комитета. И через некоторое время сказал:

— Поехали.

Около входа в здание следственного комитета Платов остановился:

— Тебя вызывали. Ты и иди. Мне неудобно лишний раз большому начальству глаза мозолить.

— Ладно. — Шведов вздохнул полной грудью и вошёл в подъезд.

Платов мерил, как птица секретарь, шагами асфальт. Ох, глубоко его затянуло это дело. И это непрофессионально. Эмоции вредят оперативнику и следователю. Нужно быть, как в песне поётся, холодным и упрямым.

Шведов появился минут через двадцать. Вид у него был ошалелый. И от него пахло коньяком.

— Чего пили? — спросил муровец.

— «Хеннесси», — отозвался Шведов. — Тут без рюмки никак. Это переварить надо.

— Да что там произошло?

— Вот сколько живу и всего видел, но такое даже представить не мог. Это не фантастика даже. Это фэнтези какое-то. Из жизни гоблинов и троллей… Пошли в машину присядем, чтобы ты не упал.

В «аудуюхе» они устроились поудобнее.

— В общем, слушай и потом не говори, что не слышал, — торжественно сказал Шведов. — Этот хрен из генералки, Руфимов, судя по всему, от Левицких монету хоботом своим загребущим втянул. И кинулся в бой. При этом он понимал, что выполнить на своём уровне обязательства не может — дело уже практически в суде. И лезть на этой стадии — себе дороже. Поэтому набрался наглости и попёрся напрямую к генеральному прокурору на стандартный доклад по текущим резонансным делам с домашней заготовкой. И такое выдумал. Как в пьесе Шварца: «Ты, король, не талант. Ты, король, гений».

— Не томи предисловием, — хмыкнул Платов.

— Протягивает этот таракан генеральному прокурору справку по делу Левицких. Тот в курсе, что есть такое скандальное дело. И тут Руфимов извлекает заявление: «Уведомляю, что претензий к Левицким не имею, ущерб мне возмещён, и прошу прекратить в отношении их уголовное дело». Поскольку это надоело всем и служит источником постоянных скандалов, то самый предпочтительный вариант: жулики возвращают деньги, потерпевшие довольны, дело прекращается. А то, что мошенничество не относится к категории дел частного обвинения, то есть не прекращается в связи с отказом заявителя от претензий, — это никого не волнует, потому что закон как дышло. Всегда можно найти обоснование.

— Я чего-то не въехал, — встряхнул головой Платов. — Кононенко заявление написал, что претензий к Левицкой не имеет?

— Ты не дослушал. Генеральный прокурор не в курсе, кто там потерпевший. А написал это заявление какой-то еврей-антикварщик, который в деле никак не фигурирует. И написал истинную правду — он на самом деле претензий к ней не имеет. А что они и к делу отношения не имеют — так это мелочи жизни.

— И чего дальше?

— Генеральный звонит прокурору Москвы и говорит, что при таком раскладе от греха подальше дело лучше прекратить. Тот вытягивается в струнку, не осмеливаясь выяснять подробности. Когда тебе дают указания на таком уровне, вопросы неуместны. Прокурор Москвы звонит начальнику ГСУ. Тот, естественно, тоже не самоубийца против генерального переть.

— Слов нет.