Сергей Тютюнник - Осколок в форме сердца

– Почему ты решил, что муж? – после короткой, но многозначительной паузы спросила Ольга, выходя из-за шкафа с кружкой.

– Потому что ты иначе не сидела бы здесь – в этой чертовой «горячей точке», в этом фанерном бараке с солдатскими койками и «командировочным» кипятильником.

– Невероятно «замечательный» ты человек.

– А фамилия у тебя мужнина?

– Нет. Я же сказала, что фамилия у меня отцовская – Триандыфилиди… Папа очень хотел сына. Впрочем, как и все мужики. А тут я на свет вынырнула. Мама говорила, что он очень расстроился. Потом ничего, привык. Но воспитывал меня как пацана… Мы с ним большие друзья… На второго ребенка не решился. Не стал рисковать. «Не дай бог, опять девка, – говорил, – что я буду с тремя бабами делать?» К тому же боялся, что найдутся шутники, которые в его фамилию в таком случае внесут поправку: после частички «Три» вставят букву «м»… Смекнул?

– Та-а-к, подожди, – напряг мозги Васильев, вставляя «м» в Триандыфилиди после первых трех букв. – Ага! Понял, – и улыбнулся. – Кстати, отчество у тебя не менее яркое. Не могу от него отвыкнуть. Так и буду называть тебя – «Феликсовна»… Да, ну и что отец?

– В общем, я понимала, что ему хочется сохранить фамилию приличной, он ею дорожит, и решила: выйду замуж, мужнину фамилию брать не буду, родится кто-нибудь – на свою запишу. Короче, сложная такая комбинация. Я надеюсь, ты понимаешь? – Ольга поставила на стол сахарницу.

– Понимаю. – Васильев посмотрел на фотографию. – А муж что?

– А что муж? Муж как муж. Был молодой офицер – широкая душа, играл на гитаре, любил праздник… Тогда мне это нравилось. Да и родителям. Папу особенно подкупило то, что Сергей был каким-то дальним родственником-потомком знаменитого Руднева, который командовал крейсером «Варяг» в Русско-японскую.

– Да ты что! – искренне изумился Васильев.

– Вот так все удивлялись, когда узнавали. – Ольга принесла вилки. – Сергей любил рассказывать про генеалогическое дерево, по полчаса рисовал схемы, кто от кого произошел. В общем, как в Святом Писании: Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова, Яков всякого и тэ дэ, и тэ пэ…

– Но это действительно интересно, – не остывал Женя. – И потом, его только уважать можно, что предков помнит. На Руси у нас немногие могут этим похвастать.

– Ну, во-первых, помнит он их исключительно из-за Руднева. А если до конца честно, то чтобы себе козырей набрать. Во-вторых, все его экскурсы в историю интересны раз, два, ну, три. Но на пятом начинает надоедать.

– Но, видимо, это не единственный его недостаток?

– Слушай, разговор уже смахивает на допрос. – Ольга нажала кнопку, и из магнитофона тихо полилась печальная песня на французском. – Давай ешь! – и сама взялась за вилку.

– Извини, если я такой назойливый. Просто привык к тому, что раз сказали «А», нужно говорить и «Б».

– Тебе скажи «Б», ты весь алфавит затребуешь…

Несколько минут ели молча, слушая музыку и аккуратно вытаскивая из банок истекающие маслом кусочки консервированной рыбы. Хлебнув чая, Женя все же не выдержал:

– Но детей у тебя нет. Иначе была бы фотография где-нибудь на стене.

– Ладно уж, – сдалась Феликсовна, мотнув головой, – распахнусь настежь. Откровенным можно быть или с тем, с кем по жизни до конца пойдешь, или со случайным попутчиком, как в поезде, например. А у нас с тобой, по-моему, и есть купейный вариант. Дай-ка сигарету.

Васильев чиркнул спичкой, проследил за облачком дыма из полных Ольгиных губ и опять взялся за кружку с чаем.

– Детей действительно нет. – Феликсовна говорила, глядя прямо в глаза Женьке. – То в институт собиралась поступать, то ради себя хотели пожить. А Сергей праздник любил, как я уже говорила. То у него кто-то из сослуживцев звание получил, то день рождения у комбата или ротного, то проверку сдали хорошо, то награду чью-то обмывали, то день танкиста, то артиллериста, то триста лет русской балалайке, то шестьсот лет граненому стакану, то еще черт знает что. В общем, вечный праздник… Я же баба вроде как умная была: ну, как, думаю, с таким мужиком детей заводить?! Ждала, когда остепенится. А он втянулся. Может, не надо было такой умной быть: родить, и все – он бы поневоле остепенился. – Ольга глубоко затянулась. – А так, гитарочка, бутылочка, душа компании. На черта ему семья?! Гусар, широкая натура. Ну, правда, действительно не мелочился. Когда развелись – оставил мне квартиру однокомнатную почти в центре Ростова…

– Так ты из Ростова?! – подскочил на стуле Женя.