Влад Авилов - Однажды случилось…

– Яку бочку? – не понял бывший голова.

– Та на счет моего кабанчика.

– Нехай, куме, ваш кабанчик не подрывает мою картошку. Це ж нарушение территориальной целостности моего суверенного подворья. Вы его, куме, предупредите, бо я могу и двустволку взять. В порядке самообороны.

Столь явная угроза задела глубинные чувства бывшего счетовода. Его ноги перестали заплетаться, он остановился и с горестным удивлением уставился на своего приятеля.

– Та шо вы, куме, мне войну объявить хотите? Из-за двух кустов картошки! Спровоцировать военный конфликт?

– Пристыженный премьер пошел на попятную.

– Вы такое скажете, куме. Какой военный конфликт? То же просто так говорится, если он вас не послухае.

– Кто не послухае? – временное просветление покинуло бывшего счетовода. – Кто мене не послухае?

– Как кто? Та же ваш кабанчик.

– Який кабанчик?

– Тьфу, – плюнул на землю бывший колхозный голова, поставив тем самым точку на малоплодотворной дискуссии.

Несколько дней провел Лаврентий Петрович у себя в кабинете, мрачно подперев кулаком щеку и изредка ковыряясь в носу. Члены правительства боялись к нему даже заглядывать. Только кум номер один, как особа наиболее приближенная к телу, позволял себе зайти, молча постоять несколько минут, так же молча поднять согнутую, со сжатым кулаком руку, призывая президента быть мужественным. Потом он неслышно удалялся тихонько прикрывая за собой дверь. Влетевший в кабинет, чтобы похвастаться своими успехами в борьбе с контрабандистами, Микола папоролся на тусклый, со свинцовым отливом взгляд, не сказал ни слова и тут же ретировался. Он выскочил на освещенную улицу, от внутреннего озноба даже не почувствовав горячих лучей солнца, заливших все вокруг.

На простой деревянной лавке вдоль бывшего колхозного правления, а ныне резиденции президента, мирно сидели члены правительства, неторопливо лузгая семечки.

– Ну что? – спросил премьер.

Микола беспомощно пожал плечами.

– Думае?

– Ага, – подтвердил он. – Сильно думае.

– Он у нас голова, – не удержался от подхалимажа министр финансов.

Мысль о том, что у него могут конфисковать кабанчика, чтобы оплатить командировку Аркаше, доводила до зубной боли.

Микола сел на лавку, остальные высокие должностные лица нехотя подвинулись. Премьер протянул ему горсть семечек.

Твердо утоптанная перед лавкой земля постепенно покрывалась лузгой.

Изредка набегавший ветерок беззвучно шевелил ее, изменяя незамысловатые узоры, которые Аркаша чертил большим пальцем правой ноги, нахально пролезшим в дырку носка. Пятки ног он положил на снятые сандалии.

– Може…, – протянул Микола, глядя в сторону и демонстративно ни к кому конкретно не обращаясь.

Головы членов правительства, как по команде, одновременно повернулись и заинтересованно уставились него.

Польщенный всеобщим вниманием, Микола продолжил:

– Я вот тут подумал…

– Подумал? – не удержавшись, язвительно переспросил Аркаша.

– Не мешай человеку сказать, – рявкнул премьер – у нас демократия.

– И независимость, – пискнул бывший счетовод. Желание лизнуть зад начальству было неодолимым.

– При чем тут независимость? – сурово спросил премьер. Он жалел, что сам не добавил этого слова, могут обвинить в политической близорукости.

Аркаша ехидно ухмыльнулся.

«Точно при случае вспомнит,» – тоскливо подумал премьер и тут же переменил тактику.

– Не будем опошлять святое, – проникновенным голосом сказал он, тяжелым взглядом ответив Аркашиной ухмылке.

Лицо Аркаши мгновенно приняло соответствующее текущему моменту выражение.

Оставшийся на обочине вспыхнувшей дискуссии Микола растерянно молчал. Остальные также сидели молча – скорбная группа, собравшаяся проводить в последний путь давно ненавистного родственника и пытающаяся изобразить трогательно-мученическую любовь на его похоронах.

Воздух, напоенный ароматами речки Моча и ожиданием чегото доброго, постепенно разгладил их лица. Дружно сплевывая лузгу, они расслабились и отправили текущий политический момент в небытие.

– Я подумал…, – вновь начал Микола.

Теперь Аркаша не только не стал подначивать его, но и дружеской улыбкой поощрил к продолжению.

– Скоро вечер, вот, – жизнеутверждающе закончил Микола.

– Правильно, – поддержал его министр финансов. Из-за мысли о кабанчике, которая засела, как заноза в заднице, у него действительно разболелся зуб.