Евгений Сухов - Искупление вины

— Что с ним?

— Прострелено плечо, но врачи говорят, что ничего страшного, так что скоро он вернется в строй. Как же так получилось, Михаил Николаевич, что вы перешли на сторону немцев и стали нашим врагом?

— Врагом я не стал… На моих руках нет крови советских граждан… И быть бы не могло. А пошел я в немецкую диверсионно-разведывательную школу затем, чтобы обрести свободу и вернуться в строй, где бы я мог быть полезен родине, — спокойным и ровным голосом проговорил Аверьянов и, немного помолчав, добавил: — С мертвого-то меня какой прок?

— Верно, никакого… Значит, не боитесь, что мы вас расстреляем?

— Не боюсь. Меня не расстреляют.

— Хм… Я бы на вашем месте так категорично не утверждал, — покачал головой Волостнов. — Я не собираюсь давать обещаний… Законы нашей страны строгие, но она может проявить великодушие, если вы действительно искренне раскаялись и желаете нам помочь победить врага… У меня к вам такой вопрос: если бы вы действительно пошли в «Абвер» только для того, чтобы вернуться на родину, тогда почему же вы не объявились сразу после выброски? Пару дней вы просто где-то отсиживались. Размышляли, как вам поступить дальше? И что вы делали все это время? Об этом тоже нам придется поговорить. А потом вы ведь не сами пришли, вас к нам доставил комендантский патруль.

— Было немного не так, товарищ майор, разрешите объяснить?

— Попробуйте, — откинулся на спинку стула Волостнов.

— Со мной было еще три человека. Все они — ярые враги Советской власти! Никто из них сдаваться не собирался. Меня могли просто убить, если бы я заикнулся о переходе на советскую сторону. Следовало действовать осторожно. К тому же никто меня не задерживал, я сам сдался патрулю на вокзале при первой же представившейся возможности и попросил, чтобы обо мне сообщили в районный комитет госбезопасности.

— Другие диверсанты видели, как вас арестовывают?

— Думаю, что да.

— Кто в вашей группе был командиром?

— Я был и командиром группы, и радистом.

— Вы говорите, что вас было четверо, но на станции вместе с вами оказалось трое. Где же еще один?

— Я его убил, — просто объявил Аверьянов, не отводя от Волостнова упрямого взгляда.

— Вот как… И почему?

— Он напал на меня. Если бы я этого не сделал, то сейчас мы бы с вами не разговаривали.

— И откуда такая неприязнь?

— Слишком много нас разъединяло. Он тоже из Вологды, так оказалось, что мы попали в одну диверсионно-разведывательную школу.

— Начальство знало, что вы не ладите?

— От них ничего не укроешь. Думаю, поэтому нас вместе и отправили.

— Как его звали?

— В школе он был под фамилией Свиридов, но в действительности его фамилия Тарасюк.

— И куда же вы дели труп?

— Оттащил в сторону и засыпал снегом.

— А что другим сказали?

— Сказал, что он местный и отправился в Вологду.

— И они вам поверили?

— Я постарался быть убедительным.

— Место, где зарыли труп, можете показать?

— Найти его будет несложно, оно видно прямо с дороги.

— Какую специальность имеют Лиходеев и Падышев?

— Диверсанты. Оба закончили Псковскую диверсионную школу.

Аверьянов выглядел открытым, не пытался юлить, не уходил от ответа, и его рассказ всецело совпадал с показаниями второго диверсанта. Неожиданно Волостнов поймал себя на мысли, что сочувствует ему. Вот ведь как бывает — служил, как положено, отстреливался до последнего патрона и по злому року оказался в плену. Будь судьба к нему более милосердной, вышел бы из окружения и продолжал бы воевать с немцами. Еще и награду бы получил!

Ошибиться майор не имел права. За время службы в контрразведке ему не однажды приходилось проводить допросы. Люди встречались разные. В каком-то случае приходилось расположить к себе, в других — прикрикнуть и даже запугать. Но сегодняшний допрос был особенным. С самого начала разговора он дал понять, что сведения задержанного важны, военная контрразведка в нем заинтересована. И если он будет до конца откровенен, то родина может простить прегрешения.

Потребовалось некоторое внутреннее усилие, чтобы отогнать это сочувствие, и следующий вопрос майор задал более нейтральным голосом:

— Хорошо… Вот что, Михаил Николаевич, предположим, я вам верю. А какой ваш позывной?

— Мой позывной — «Маз».

— Странно звучит. Что он означает?

Аверьянов слегка замешкался, а потом решительно ответил:

— Это первые буквы имени и фамилии моей девушки… Маруся Зотова.