Евгений Сухов - Искупление вины

— С какой такой другой стороны? — враз посуровел сержант.

— Включи мозги! С немецкой, — стиснув зубы, процедил Михаил.

Выдернув из кобуры пистолет, младший сержант отошел на два шага и приказал:

— Обыскать его!

Повернувшись, Аверьянов увидел Лиходеева, показавшегося в дверном проеме и с ужасом наблюдавшего за происходящим.

— Поднять руки! — приказал подступивший боец.

Михаил скинул с плеч вещмешок и поднял руки. Подошедший боец проворно и со знанием дела обыскал его, затем умело, не упуская ни одного сантиметра ткани, принялся ощупывать материю. Вытащил из гимнастерки документы и протянул их младшему сержанту. Тот, едва пролистав их, сунул в карман галифе.

Второй боец развязал вещмешок и вытащил из него пачку денег, завернутую в обыкновенный газетный лист.

— Ничего себе… Тут деньги, товарищ сержант, — с некоторым изумлением проговорил он. — Много денег.

— Разберемся. Положи на место. У него еще что-нибудь есть?

— Смена белья, курево, бритвенные принадлежности, — порывшись в вещмешке, доложил боец. — Ага… Пистолет «Вальтер».

— А наш «ТТ», значит, тебя не устраивает, — усмехнулся сержант. — Немецкое оружие предпочитаешь? Думаешь, за трофейное сойдет?

— Какое дали, такое и взял, — ответил Аверьянов, слегка потемнев лицом.

— Семенов, за оружие и деньги отвечаешь лично!

— Есть, товарищ сержант! — с готовностью отчеканил молоденький красноармеец.

— Мы на твои иудины деньги танк купим, чтобы дальше этих гадов долбить! Пошел на выход! — скомандовал старший патруля, отступая на шаг.

— Сержант, ты бы поаккуратнее с оружием, — предупредил Аверьянов, — оно ведь и пальнуть может.

— Разберусь как-нибудь и без подсказок, — сурово отозвался крепыш.

— Быстро у тебя настроение поменялось.

— Шутки кончились! Шагай, давай!

Под настороженные взгляды бойцов, расположившихся в зале ожидания, Аверьянова вывели из здания вокзала. В глазах красноармейцев ни сочувствия, ни интереса: многие из них побывали на передовой, повидали всякого, длинная дорога на фронт тоже ко многому приучила. Задержание еще одного бойца вряд ли отложится в их памяти. Случившееся — всего-то кратковременный эпизод, о котором они позабудут, как только за комендантским патрулем захлопнется дверь.

На улице становилось все холоднее. Ветер, не ведая пощады, хлестал по лицу, норовил исцарапать ледяной крошкой. Патруль повел Аверьянова вдоль длинного состава в сторону легковой машины с заиндевелыми стеклами. Немного впереди, указывая дорогу и сняв с плеч карабин, топал третий патрульный. Шапка-ушанка была завязана на самой макушке, и раскрасневшиеся уши выглядели откровенным вызовом крепчавшему морозу. Но он, удобно перехватив карабин, не чувствовал неудобств.

— Быстрее! — поторопил младший сержант, шедший позади. — В машину!

Фары у легковушки вспыхнули, громко завелся мотор, передняя дверца широко распахнулась, запуская в салон морозный воздух, и водитель, явно заскучавший в одиночестве, задиристо поинтересовался:

— Еще один дезертир? Басманов, где ты их находишь? У тебя на них просто нюх!

Ушастый распахнул заднюю дверь и угрюмо произнес:

— Пролазь!

Михаил шагнул в прокуренный салон, сел на сиденье и почувствовал, как холод замерзшей кожи проникает через его одежду, добирается вовнутрь тела. Впереди — неизвестность. Это был шаг в бездну, который во многом определит его судьбу и который он не мог не совершить. Неожиданно вспомнился случай, произошедший с ним в детстве, когда он гостил у бабушки в Ставрополье. Местные мальчишки целые дни проводили на речке, где главным развлечением были прыжки с крутого откоса в стремнину. Река, сдавленная по обе стороны высокими берегами, ускоряла и без того бурный поток, подхватывала прыгавших мальчишек и несла на середину течения, к месту, где вода разливалась раздольно и широко.

Подражая старшим мальчишкам, Михаил забрался на самый косогор, чтобы так же ловко, как и они, сигануть в стремительный омут. Но как только он подошел к краю обрыва, так тотчас осознал, что высота огромная, и вряд ли у него хватит духу, чтобы совершить решающий шаг. С пляжа на него посматривала ребятня и ждала, когда он, наконец, сподобится прыгнуть за остальными, так что уйти он тоже не мог, иначе станет всеобщим посмешищем, чего никогда не сумеет пережить. А значит, просто нет другого выхода, как только сигануть со всего разбега в бурлящую воду. Оттолкнувшись от берега, Михаил закрыл глаза и полетел вниз. Тот полет ему казался бесконечным (возникло ощущение, что он до скончания века зависнет где-то между небом и землей). А когда стукнулся об воду, подняв целый столб воды, осознал, что жизнь продолжается, и он совершил небольшой подвиг, преодолев себя, после которого другие преграды покажутся ему просто крохотными.