Евгений Сухов - Искупление вины

— Надолго в городе? — спросил Виталька.

— Теперь надолго.

— Мне тут сказали, что ты с Марусей задружился.

— И что?

— Она моя!

— Честно скажу, опоздал ты. Теперь моя.

Его губы сжались, обозначив складки на подбородке.

— Я тебя предупредил. А там сам смотри.

Аверьянов остался в городе, где продолжил родительское ремесло ювелира: делал броши, серьги и кольца, а в свободное от работы время рисовал и вырезал замысловатых птиц, которые также пользовались спросом.

Прошло два года. Маруся все время была рядом. Не однажды Михаил звал ее под венец, но она, в силу причин, одной ей ведомых, расписываться не хотела. А затем началась война. Договорились расписаться после победы, которая представлялась скорой.

Март 1942 года

Утром добрались до Вологды на штабном «ГАЗ-М1».

Молоденький сержант, отслуживший всего полгода, не переставая рассказывал о том, как он хочет на фронт, чтобы отомстить за старшего брата, погибшего в сорок первом под Киевом. Но вот беда — его рапорту не давали ходу, а потому приходится развозить в глубоком тылу штабное начальство. Парень даже не подозревал, что находится от смерти всего-то на расстоянии вытянутой руки, и линия фронта проходила точно через его машину.

Аверьянов уныло отвечал и лениво посматривал в окно на занесенные снегом красоты. Проехали мимо трех поселков. Бо́льшая часть изб была заколочена широкими досками — горькие свидетели того, что хозяева съехали, кто куда. Крепкие довоенные хозяйства пришли в упадок, и прежний достаток был похоронен под большими сугробами снега.

— Что с поселками? — не удержавшись, спросил Михаил, поглядывая на строения. Лишь в некоторых избах теплилась жизнь, и из высоко торчащих труб узкими чуткими струйками курился дымок. — Народу что-то мало осталось.

У крыльца дома, подступавшего совсем близко к дороге, топтался сутулый дедок в душегрейке, чего-то выискивая, а потом, подхватив лопату, принялся разгребать снег, поднявшийся к самым окнам.

— А вы местный? — неожиданно полюбопытствовал водитель, с интересом посмотрев на Аверьянова.

— Можно сказать, что и так, — не стал отпираться тот.

— А я вот из этого самого поселка… Это дед Трофим. Еще совсем недавно он меня розгами гонял со своего огорода, а сейчас совсем плох стал… После «похоронки» на сына. Он у него танкистом был… В танке сгорел… В нашем поселке дворов пятьсот было. Музыка всюду звучала, на баяне играли, молодежи было много. Сначала коллективизация по поселку катком прошлась — народ разбежался, кто куда! А тех, кто не ушел, так война подобрала.

— Невеселая история.

— А вы по какой надобности в Вологду?

— По такой же, как и многие. Снабжением армии занимаемся, тыловики, — охотно ответил Михаил. — Помогаем фронту, чем можем. Нужно получить фураж для своей части и обмундирование. Это только кажется, что война лишь на передовой свершается, а в действительности она идет и в глубоком тылу. Ведь кто-то же делает снаряды и танки, чтобы побольше этих сволочей уничтожить. Кто-то шьет солдатикам одежду, чтобы они не замерзали. А потом все это мы должны переправить на фронт, чтобы воевалось легче, чтобы не думали ни о чем плохом и побыстрее победили фашистов. Так что без нас им трудно бы пришлось.

— Все так, — как-то уныло согласился сержант. — А вот только мы здесь, а они там, под пулями и снарядами, гибнут.

Остаток дороги проехали молча, думая каждый о своем. За окном вдруг запуржило, замело, навалило сугробов на дорогу, и пробиваться в город пришлось на усиленной передаче. Только подъехав к вокзалу Бабаево, Михаил снова заговорил, глянув на юного сержанта:

— Останови здесь, браток. Дальше мы уж сами как-нибудь доберемся. А на фронт не торопись, война эта надолго, так что ее еще и на тебя хватит.

Втроем вышли из машины и, прикрываясь от сильного ветра руками, зашагали к зданию вокзала.

— Говорливый сержант попался, — пробурчал Лиходеев, — как бы нам беды не наговорил.

— Сплюнь, — ответил Аверьянов, — нам еще здесь заночевать нужно. Вон, патруль идет… Да не верти ты башкой, смотри прямо перед собой, идем спокойно, документы у нас в полном порядке.

— А может, нам разбежаться в разные стороны, пока не поздно? — неожиданно предложил Падышев. — Нас же сейчас на цепи никто не держит. — Заметив, как напряглось лицо у Лиходеева, он успокаивающе добавил: — Чего зверем смотришь? Да пошутил я!

— Больше так не шути, у меня с большевиками собственный счет.