Александр Терентьев: Миссия «Двойник»

А березки-то уже желтые, конец лету…

Горобец вернулся к столу, раздраженно громыхнув стулом, уселся, в сотый уже, наверное, раз окинул неприязненным взглядом фотографии, разложенные на столе, и вопросительно посмотрел на помощника с треугольничками сержанта госбезопасности в петлицах.

– Ну, что скажешь, Васильев?

Васильев слегка пожал плечами, мол, наше дело помогать, а не думать, думает пусть начальство, у него и голова побольше, и оклад повыше, – вслух же осторожно поинтересовался:

– А у товарища Меркулова что?

– То! А то ты не знаешь? «Осип, ты сходи туда… Пусть мне обед подадут!»

– Извините… какой Осип?

– Да это так, пьеска одна… Про десять дураков и одного сильно хитро…умного! – Майор потянулся к черно-голубой коробке с нарисованным лихим джигитом, закурил очередную «казбечину» и, сердито пыхнув дымом, продолжил: – Товарищ Меркулов приказали «во что бы то ни стало освободить старшего лейтенанта Джугашвили из фашистской неволи!» Прямо так и выразился. Мол, пленение сына самого товарища Сталина дает немцам небывалый пропагандистский козырь и обширное поле для этих… манипуляций! Хотел бы я посмотреть на того умельца, который смог бы манипулировать нашим Верховным. Велено подобрать группу диверсантов со знанием немецкого, чтоб все дела тамошние знали. Документы-бумаги безукоризненные, само собой… Ну и все остальное, что в таких случаях положено. И чтоб лучших послали, чтоб кровь из носа и прочих дырок!

– Тогда, наверное, группу Бикбаева… – раздумчиво предложил сержант.

– Наш татарин с красной бородой?

– Какой бородой? – недоуменно вскинул брови помощник.

– Темный ты, Васильев, – майор сокрушенно вздохнул. – Я тебе список книжек составлю, и пока ты их от корки до корки… лейтенантом тебе не быть! А если серьезно, то дело-то табак. Это мы Бикбаева на верную, можно сказать, смерть посылаем. Ты сам прикинь: как бы ты охранял сына какого-нибудь Гитлера-Бормана, если б он к нам в ручки попался? Вот то-то, брат… Я бы, например, так все организовал, что и целая дивизия головорезов из какого-нибудь «Бранденбурга» ничегошеньки сделать не смогла, а тут мы хотим, чтобы четыре человека, можно сказать, за целую дивизию сработали!.. Но мы люди служивые, а приказы – сам знаешь – не обсуждают, а выполняют… пусть даже и ценой самой жизни!

– Послать-то группу не проблема… А вот куда? Немцы-то в листовках вряд ли точный адрес дадут, – резонно заметил Васильев.

– Не дадут. Но есть люди, работают. В ближайшие дни должно поступить сообщение от надежной агентуры. С той стороны… Так, – Горобец ткнул окурком в переполненную пепельницу и закончил: – Сейчас обед, а потом пришли ко мне группу татарина нашего! Да… и личные дела мне на стол!

Перед столом старшего майора по стойке смирно замерли четверо. Вроде бы и самые обычные солдаты, не самой богатырской внешности, в простой красноармейской форме – разве что без знаков различия. Да вот еще на левом фланге крохотного строя стоял не бравый молодец, а… молодица – довольно симпатичная светловолосая девушка. Четверка, как и положено, «ела глазами» начальство, а начальство неторопливо листало личные дела прибывших бойцов, подшитые в картонные папки с массой грозных надписей и штемпелей, напоминающих о секретности. Пауза явно затягивалась, стоять истуканами было скучновато, и второй справа боец – типичный славянин с простецким лицом «без особых примет», жилистый и, вероятно, верткий в драке – потихонечку ослабил стойку и осторожненько вытягивал шею, пытаясь хотя бы краешком глаза увидеть кусочек «досье».

– Пахомов, ты себе шею свернешь и зрение испортишь, – не отрывая взгляда от бумаг, произнес Горобец. – Команды «вольно» вроде бы не было… Разболтались они у тебя, Бикбаев.

Бикбаев, командир группы, флегматичный татарин лет тридцати пяти, на потомка грозных воинов степей был совершенно не похож, скорее на хозяйственного и справного вологодского мужичка, которому все едино: хоть избы рубить, хоть головы супостатам, главное, чтобы дело было настоящее, «мущинское», – и сделано оно должно быть на совесть.

Бикбаев ощутимо ткнул Пахомова острым локтем под ребра, тот как-то слишком уж смиренно вздохнул и вновь замер с постным видом, подозрительно напоминая какого-нибудь пройдоху-монаха, изо всех сил изображающего несуществующие добродетели.

– Пахомов, – майор наконец поднял взгляд от бумаг и насмешливо взглянул на бойца, – а правда, что бойцы тебя между собой Попом кличут? Вроде священнослужителей у тебя в роду нет… Да вольно, вольно!