Максим Есаулов - Потерявшие солнце

– Почему Юрий Арнович не приехал?

– Он умер.

Она даже сняла очки.

– Что?!

– Несчастный случай. Вместе с Людмилой Борисовной.

– Какой ужас! Давайте ребенка.

Она уже явно начала подсчитывать неполученные дивиденды. На прощание малыш улыбнулся ему.

Дверь оказалась перегороженной. Грузчики никак не могли пропихнуть в нее широкий письменный стол. Их мат вперемешку с хриплым дыханием разносился по вестибюлю.

– Выйдите через запасной выход, на Лизы Чайкиной, – предложил охранник.

На улице Цыбин плотнее запахнул плащ и подумал, в какую сторону идти? Хотелось есть и коньяка. Решив пойти в «Моцарт», он зашагал в сторону «Горьковской». Гаишники топтались на прежнем месте. Капитан и два стажера. Один уставился на Цыбина немигающим взглядом. Знакомые чуть раскосые глаза. Цыбин полез за сигаретами и вдруг вспомнил. Сразу все вспомнил: залитую солнцем квартиру на «Кораблях», боль в ноге, запах крови, запах своей крови, грохот «пээма», треск «смит-вессона», холодную набережную Фонтанки и этот взгляд. Парень улыбнулся весело и радостно, как старому другу. Цыбин понял – никаких случайностей. Он пришел за ним. Он не один. Самолет взмыл в воздух и полетел к солнцу без одного пассажира. Где-то завыла милицейская сирена. Машинально он кинул в рот сигарету. Пальцы наткнулись на рукоятку ножа. Еще есть шанс. Сзади наверняка поджимают. Справа парк, залитый водой. Значит, остается только пройти через них. Тех, кто впереди. Вперед и влево в арку. Нож мягко раскрылся в кармане. Самолет не улетит без него.

Улыбнувшись в ответ, он шагнул с тротуара.

«Бомба» вылетела справа, со стороны одностороннего движения. Сидевший за рулем двадцатилетний угонщик, оглушенный воем милицейских сирен за спиной, слишком резко переложил руль. На скользком асфальте машину развернуло, и она пошла юзом. В последнюю секунду Цыбин боковым зрением увидел летящую массу, заметил, как расширились глаза мента, но прыгнуть не успел. Удар выбросил его на середину дороги. Боли не было. Мокро и холодно. Свет медленно гас. На лицо падали капли дождя. Он считал их. Кто-то приподнял его голову. Кого-то настойчиво звали по имени:

– Иван! Иван! Иван! «А ведь это меня так зовут. Это я!» – подумал Цыбин и умер.

– Все, – сказал Максаков. – Оставь его. Он мертв.

Антон выпрямился. Цыбин лежал на спине. В его лице застыла решительность.

– Соскочил все-таки, – у Антона нестерпимо раскалывалась голова, – соскочил.

Он отошел к тротуару и никак не мог прикурить. Папиросы ломались в руках.

– Соскочил! – Антон швырнул пачку на землю и неожиданно ударил ногой по стоящей рядом телефонной будке.

С грохотом рухнуло стекло. Он ударил еще и еще. Стекла осыпались одно за другим. Какая-то женщина шарахнулась в сторону.

– Соскочил!!!

Рядом невозмутимо курил Максаков. Лил дождь.

Санкт-Петербург, 1998–2001