Сергей Соболев - Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок]

– Что за контингент ты нам доставил на этот раз? – поинтересовался замнач Вятского УИН.

– Обычный набор, – пожал плечами начальник сдающего караула. – Убийцы, насильники… наркоторговцы… вооруженный разбой… Срока серьезные: от восьми до семнадцати лет. Примерно половина из них – рецидивисты.

– Какие-нибудь проблемы возникали по ходу?

– Гм… Есть среди них парочка шебутных, пытались у меня на нервах играть. – Начальник караула назвал фамилии осужденных. – Они из братвы, оба сели за вооруженный разбой, но проходили по разным делам. Один из них – погоняло Крюк – уже имеет ходку, причем парился где-то в ваших краях… Тот еще, видно, любитель баллон катить [2]… Но у меня, знаете, не забалуешь: я этих гавриков, почитай, всю дорогу держал на цепи. Вот так вот… Ну и еще за одним пришлось по ходу усиленно приглядывать. Но он не из блатарей и не из бытовиков…

– А с этим что не так? – спросил сотрудник Вятского УИН.

– Есть такая тема: «…И замыслил я побег». В каждом этапе обязательно хоть один такой будет. Я ж за пятнадцать лет службы всех их уже наскрозь научился видеть! За такими всегда следи в оба: в нем где-то в душе копится, копится, копится, а потом… р-р-раз! И лезет с голыми руками буквально на танк! Вот и получается, что какой-нибудь гад свинтит таким вот образом на тот свет, а тебе, значится, выговорешник от начальства!

– Как фамилия этого беспокойного гражданина? – поинтересовался местный сотрудник.

– Почему это – беспокойного? – повернув к нему голову, сказал начальник караула. – С виду он как раз мужик спокойный, выдержанный. Но что-то у него есть на уме, поверьте моему опыту. Я его, кстати, первым номером сдал, от греха подальше… А фамилия его будет такая – Анохин.

Через полчаса спецколонна остановилась во внутреннем дворе вятской тюрьмы. У осужденных на время отобрали котомки, разбили на партии и стали прогонять через душевые. После помывки, распаренные, нагие, они попадали в руки цирюльников, где свежее пополнение обстригали «под ноль». Поначалу все шло заведенным порядком, но затем начались какие-то странности… Вместо ожидаемой кормежки весь этап, разбив на группы по четыре человека, стали пропускать через помещение санчасти, где заседала некая комиссия, назначение и полномочия которой для з/к оставались тайной.

Весь этот день, как и многие другие минувшие дни, Сергей Анохин пребывал в состоянии странного оцепенения. Он кое-чему успел научиться за те три с хвостиком месяца, что истекли с момента его ареста, и кое-как приспособился к окружающей среде. Он научился – или его обучили – подчиняться требованиям конвоиров, вертухаев, сотрудников УИН, которые все были для него на одно лицо… так, как подчиняется механический робот командам извне. На следствии молчал – он ушел в себя, когда понял, к чему все катится, – но это был его собственный выбор. Он сохранял молчание в бутырской камере, произнося за день едва ли десяток слов. Он научился держать себя среди заключенных так, чтобы ни у кого не возникало желания лезть к нему, приставать с какими-нибудь «душевными разговорами» или попросту со своими гнилыми базарами. Все это время, пока шло следствие по его делу – а следак, надо сказать, только им одним, кажется, и занимался в те злополучные мартовские и апрельские дни, – он избегал любых человеческих контактов, так и не сблизившись ни с одним из своих бутырских сокамерников.

Он научился даже есть тошнотную тюремную пайку; лишь в первые двое суток после ареста отказывался от пищи. Он быстро осознал, что голодовка в его положении ровным счетом ничего не решает, но зато может лишить его силы, которая в будущем, при определенном раскладе, ему еще может понадобиться.

И только одному он так и не смог научиться: пониманию того, что все это происходит именно с ним, с Сергеем Анохиным, и не во сне, а наяву…

Если из автозака его извлекли в числе первых, то в санчасть он попал одним из последних, по воле занимающихся сортировкой пополнения сотрудников местного СИЗО.

Голых зэков, многие из которых успели покрыться гусиной кожей, пока дожидались своего часа, поочередно запускали «на комиссию». За дверью они находились минуту, максимум две. Затем сотрудник выводил их обратно в коридор, передавая одному из освободившихся вертухаев.

Следующий… Следующий… Следующий…

Наконец настал черед Анохина.

Он застыл почти посреди комнаты, равнодушно уставившись перед собой. Кроме него, в помещении, облицованном белым кафелем, находились еще пятеро мужчин. Трое из них в белых халатах, одетых поверх камуфляжа. Двое без оных – последние, скорее всего, являются сотрудниками местного «абвера». [3]Двое врачей, или кто они там такие, эти люди в белых халатах, сидя за столом, листали папки. Тем временем третий их коллега негромко переговаривался с сотрудниками Вятского СИЗО.