Б. Седов - Фарт

– Понял, – ответил я.

Не думаю, что я так уж здорово похож на Винни Пуха, но что-то общее с ним у меня в это утро было. Голова, например, точно была набита опилками, а отдельные части тела – вроде как плюшевые…

За грубым дощатым столом, друг напротив друга, сидели двое мужчин.

Одним из них был я, Знахарь, фигурирующий здесь как Теодор Свирски, он же Тедди, рубаха-парень, настоящий мужик, доказавший это в процессе вчерашней буйной вечеринки, а другим – седой кабальеро Рикардо Альвец, профессиональный революционер, профессиональный наркоделец, профессиональный убийца – в общем… В общем, во всех своих ипостасях он был профессионалом.

Утренние забавы с Кончитой под струями водопада давно закончились, подошел к концу и завтрак, во время которого я имел сомнительное удовольствие наблюдать помятые и мрачные рожи как местных латинских парубков, так и своих русских орлов. Потом все разбрелись кто куда, а мы с доном Рикардо уселись за стол переговоров и, следуя некоему ритуалу, закурили.

Некоторое время мы молча пускали дым в потолок, потом я вспомнил кое-что из вчерашнего и, посмотрев на дона Рикардо, сказал по-русски:

– Дон Рикардо, помнится, вчера вы хотели рассказать мне о чем-то.

Альвец улыбнулся, отчего его загорелое лицо покрылось множеством мелких морщинок, и, мечтательно закатив глаза, ответил:

– Да, это было интересное время. Я, уважаемый Тедди, учился в Университете имени Патриса Лумумбы. Знаете такой?

– А как же! – я развел руками, – кто ж его не знает!

– Вот… А после этого четыре года провел в Краснодарском военном училище, на факультете, который особо не рекламировался. Тогда я дал кучу страшных расписок о неразглашении и чувствовал себя шпионом рангом не ниже Джеймса Бонда. Но закончилось все это весьма прозаически. А именно – после окончания курса меня отправили домой и сказали – ждать. Я ждал двадцать лет, а потом стало ясно, что ни я, ни другие специалисты по подрывной деятельности уже не нужны, и тогда я плюнул на все это. И теперь, если какой-нибудь российский офицер из спецслужб явится сюда и потребует от меня исполнения его приказов, я скормлю его аллигаторам.

Я понимающе кивнул и сказал:

– И это правильно. С ними – только так.

– Да. Вот и вся моя русская история. Ну, а теперь, Тедди, я хотел бы услышать то, ради чего вы притащились в это Богом забытое место.

Последнюю фразу он сказал уже по-английски, и я понял, что лирическое отступление закончилось.

Я кашлянул и, посмотрев на стоявшую в углу оплетенную бутыль, точную копию той, которая, наверное, до сих пор плавает в озерце у водопада, сказал:

– Если вы не возражаете…

После чего встал, взял бутыль и водрузил ее на столе между нами.

Найдя пару стаканов, я выдул из них паутину и нескольких засохших мух, протер висевшим на гвозде полотенцем и поставил рядом с бутылью.

Усевшись на свое место, я закончил прерванную фразу:

– Если вы не возражаете, то немного хорошего вина не помешает нашей деловой беседе.

Альвец снова улыбнулся и сказал:

– Честно говоря, я и сам не прочь. В России, то есть тогда еще в Советском Союзе, я научился и пить как следует, и опохмеляться по утрам.

Я понимающе ухмыльнулся и наполнил стаканы вином.

Отсалютовав друг другу стаканами, мы выпили немного вина и, закурив, я приступил к изложению подготовленной в согласии с Ритой и Наринским легенды.

– Как я уже сказал, название организации, которую я представляю, и ее главные цели не имеют значения в нашей с вами беседе.

Альвец кивнул.

– Я уполномочен изложить вам только ту часть наших планов и соображений, которая касается непосредственно вас и ваших интересов.

– А кого, позвольте поинтересоваться, вы имеете в виду, говоря «вы» и «ваши интересы»? – спросил Альвец и тоже закурил.

– Э-э-э… Я имею в виду лично вас и других таких же, как вы. А именно – повстанцев, производителей наркотиков, наркоторговцев и бывших агентов разных режимов. Причем, как я понимаю, ничто не мешает вам быть во всех этих ролях одновременно.

Альвец засмеялся и сказал:

– Смело! Смело и, пожалуй, справедливо.

– Вот именно, – подхватил я, – будет правильно, если мы сразу договоримся называть вещи своими именами. Притворяться более невинным, чем ты есть, в таком разговоре, какой у нас пойдет, бессмысленно.

– Согласен, – Альвец кивнул и глотнул вина, – итак, я вас слушаю.

– Конечно, слушаете, – улыбнулся я, – два миллиона долларов – очень хороший слуховой аппарат, и он поможет даже совсем глухому.