Б. Седов - Объект насилия

– Ну ты загнула, милая! Не передергивай, – обиженным тоном перебил Светку один из лохов.

– Ха! Узнаю голос! Мужчина, не желаете извиниться за «шкуру»…

Я не дал ей договорить, не позволил до конца отвести душу. Просто схватил за руку и поволок за собой.

– Денис Дмитриевич!

– Светлана, ша! На сегодня достаточно… Что на тебя вдруг накатило? Я же видел: только что была готова расхохотаться. И вдруг взорвалась… Что же вы все такие нервные? – вздохнул я. – Вчера Ольга устроила митинг в эфире, сегодня ты готова подраться с…

– Они быдло!

– Они обыватели. Ветошные и недалекие. И будь снисходительна к ним. Договорились?

– Угу, – выдавила из себя Светлана, когда я передавал ее с рук на руки Котлярову. – Пошли они все! Шкура я, видите ли…

Они с Серегой отправились дальше выгуливать добермана.

Квачков, поймав меня на слове, что я сейчас еду в студию, всучил мне камеру:

– Завези, пожалуйста. Мы с Надей тоже еще пройдемся по парку.

Сразу придумать, что возразить, я не сумел.

– Давай. Завезу. Не опоздай на «Объект».

– В одиннадцать я в студии. Как штык! Обещаю. – Семен подхватил под локоток свою «на восьмом месяце» Надю, и они направились к детской площадке.

– Ты со мной? – посмотрел я на Ольгу.

– А с кем же еще? – Она бросила взгляд на часы. – Десятый час. Пора на ночную.

– Брось. Татьяна подменит. Ты не спала уже сутки.

– Ты тоже, – парировала Латынина. – Поехали, отоспимся на службе. Надеюсь, твоя Василиса сегодня не будет слишком активной.

– Уже не моя, – пробурчал я. – Чё-о-о?!!

– Говорю, уже не моя.

– Что, всесторонне правильный Миша? – Она была проницательной девушкой, наша ведущая. И подобные ситуации просчитывала безошибочно.

– Он, ненаглядный, – вздохнул я.

Ольга многозначительно промолчала. И пока мы шли до машины, не проронила ни слова.

О чем она размышляла? Конечно, я бы не взялся утверждать наверняка, но был почти уверен: Латынина сейчас всерьез примеряет свою тощую задницу на Василисино место.

А вот хрен тебе, милая Оленька, какая бы славная ты не была!

Во всяком случае, не будем спешить.

А вдруг все не столь безвозвратно, как показалось мне утром?!!

Я все еще надеялся, наивный, что Василиса одумается.

Надеялся и верил… даже несмотря на то, что почти за полгода изучил девочку с лиловы… тьфу, со светлыми волосами, казалось бы, от и до. И давно разобрался в том, что она относится к той категории людей, которые всегда сторонятся опрометчивых решений, а уж если и принимают их, если даже впоследствии сознают, что допустили ошибку, заднего хода не дают почти никогда.

Мда… в автомобиле, в котором Васюта катит по жизни, задняя передача отсутствует напрочь.

Только не отказали бы тормоза.

Что-то всесторонне правильный Миша при всей своей положительности не внушал мне никакого доверия.

Третья ночь «Объекта насилия» оказалась первой, которую я провел не в монтажке на «электрическом стуле», переживая за Василису, а сладко продрых в своей холостяцкой постельке на втором этаже пентхауза-триплекса. Столь же сладко Латынина проспала до утра в своей келье в студии НРТ – ночка выдалась катастрофически неурожайной. Объект насилия бродил по улицам и пустырям до пяти утра, но на него даже не взглянул похотливо хотя бы один пьяный. Давать в эфир было нечего. А если учесть еще и следующую ночь-пустышку, которую Василиса пропускала по случаю обещанного мной выходного, то ситуация складывалась кризисная.

Два провала «Объекта насилия» подряд – зрительский рейтинг ночного эфира НРТ, удачно подтянутый в последнее время за счет мощной и дорогостоящей рекламной кампании, сразу обрушивается на десять процентов; мы возвращаемся на исходные позиции.

Этот расклад был озвучен на утренней планерке начальником отдела маркетинга. И поспорить с ним было трудно.

– Что будем делать, Денис? – воззрился на меня Андрей Терентьев. – Сегодня ночью, кровь из носа, нужен эфир. Звони Василисе, извиняйся, вытаскивай на работу. Отдохнет в другой раз, когда хоть немного окрепнем.

Позвонить Василисе? Извиниться? Попросить вернуть мне мое опрометчивое обещание насчет выходного?

Еще два дня назад я так бы и поступил. Но времена изменились. Я просто перестал бы себя уважать, если бы после вчерашних Василисиных откровений, если бы после того, как она меня, опостылевшего, крепко пнула под зад, обратился бы к ней хоть с одной просьбой.