Борис Седов - Пленница

Резким скачком Тамара сократила расстояние с противником до пары шагов и, сымитировав начало атаки «усира-гири», в прыжке с разворота попыталась провести сложнейший «ура-маваши-гири». Не попасться на обманный маневр и сблокировать этот удар способен лишь человек, знакомый с боевыми искусствами не только по гонконгским боевикам.

Невысокий и щуплый «двубортный пиджак» не попался… сблокировал… Притом очень жестко, использовав для этого свою дубинку. Ощущение, словно кто-то с размаха влепил тяжелой подошвой ботинка точнехонько в голень. Тамара аж взвизгнула от боли. И тут же почувствовала, как некая мощная сила приподняла ее и с размаху обрушила на серый ковролин, которым был покрыт пол в спальне. Падение и дикая боль в ноге оглушили Тамару. Но она, действуя уже чисто автоматически, сумела найти в себе силы, чтобы откатиться в сторону. И попыталась провести прием «хвост дракона», — резко присев и опершись руками, прочертить правой ногой широкий полукруг у самого пола, подсечь мужика под колени, опрокинуть его.

Это оказалось последним, что она смогла сделать в тот вечер.

Потому что уже через мгновение на спину девушки обрушился удар резиновой дубинки. И еще один. И еще… Как когда-то давным-давно в стычке с дядькой Игнатом, жуткая боль пронзила все ее тело.

После третьего удара она потеряла сознание.

Сперва пришла боль — дикая боль, сковавшая буквально каждую клеточку тела. Потом вернулось сознание. Потом Тамара сумела открыть глаза и нашла в себе силы повернуть голову и обвести взглядом полутемное помещение, в котором она оказалась. И лишь после этого начала вспоминать.

Сначала о том, как когда-то давным-давно до полусмерти избитая дядькой Игнатом, она точно так же пришла в себя в этой маленькой комнатушке.

Шагов пять в длину, шага три в ширину. Из меблировки только узкая панцирная кровать, «больничная» тумбочка и обычный кухонный табурет. Дверь обита железом, зато в ней нет ни глазка, ни окошечка. В углу около двери параша. На тумбочке алюминиевая кружка. Освещает камеру единственная тусклая лампочка, надежно прикрытая полукруглым плафоном из металлической сетки.

«Время повернуло вспять, и меня, как девочку Элли в страну Оз, каким-то чудовищным ураганом занесло на два с половиной года назад. Сейчас обитая железом дверь распахнется, и в комнатушку войдет Монучар… …Нет, не войдет. Потому что накануне я ударом ноги стряхнула ему мозги.»

Перед тем, как чуть-чуть приподняться и дотянуться до алюминиевой кружки, пришлось долго набираться решимости в предвкушении ослепительной вспышки боли. И эта вспышка не заставила себя ждать! Тамара застонала и лишь каким-то чудом сумела остаться в сознании. И даже отметить, что в кружке на этот раз не апельсиновый сок, а обычная вода.

«Больше не будет заботливого аксакала с пластиковой бутылочкой лимонада, — подумала она, поставив кружку на место и облегченно откидываясь на тоненькую подушку. — За мной теперь станут „ухаживать“ его андроиды, с одним из которых мне уже довелось познакомиться. Не будет больше тренажера „Айкон“, джакузи с розовой пеной и компьютера. Не будет даже надежды на то, что когда-нибудь заключение в подвале подойдет к концу, и я получу свободу.

Впереди меня ждет только смерть! И эта келья (шагов пять в длину, шага три в ширину) теперь уже вовсе не келья, а камера смертников. Вот только когда должен быть приведен в исполнение приговор?

Почему меня не прикончили сразу? Наверное, ждут, когда немного очухается хозяин, проведет со мной душеспасительную беседу о том, какая я неблагодарная сволочь, и исповедует перед смертью. Впрочем, он неверующий, а я некрещеная».

Тамара слезла с кровати и, скрипя зубами от боли, доползла до параши. Это отняло у нее остатки сил, и если их еще хватило на то, чтобы необходимое время продержаться над эмалированным ведром и кое-как вернуться к кровати, то залезть на нее Тамара уже не смогла. Так и свернулась калачиком на жестком холодном полу. И вновь потеряла сознание.

Прежде чем она обрела более или менее человеческий вид, прежде чем боль при малейшем движении перестала сжимать в адских тисках все ее тело, прежде чем сплошной синяк, который представляла ее спина, сперва пожелтел, а потом сошел вообще, минуло две недели. Все это время Тамара провела на узкой кровати, снедаемая навязчивыми мыслями о суициде. Отвлекалась она лишь на то, чтобы кое-как доползти до параши или, не чувствуя вкуса, заставить себя хлебнуть несколько ложек какой-то тюремной баланды. Жратву и кружку с водой приносили раз в сутки поочередно двое охранников — похожие друг на друга, как близнецы-братья, узколобые питекантропы с внушительной мышечной массой. Выдавить из любого из них хоть одно членораздельное слово казалось немыслимым делом. Да, впрочем, Тамара и не стремилась к общению с ними. Только однажды, уже на исходе второй недели, она прошептала: