Максим Шахов - Смертельная жажда сокровищ

Немного отойдя от берега, он заглушил двигатель и поднял оба паруса. Подгоняемая утренним бризом, яхта заскользила по глади моря наперерез восходящему солнцу…

Гидроплан прочертил по поверхности моря гигантский пенный след и наконец остановился. Пока члены экипажа спускали на воду лодку, Костя присмотрелся к дрейфующему невдалеке судну.

– Что за черт? – удивленно оглянулся он на Лопухина.

– Я что, купил не тот пароход, о котором ты говорил? – обомлел олигарх.

– Да нет, тот. Я имею в виду, что он под либерийским флагом.

– А-а, – облегченно хохотнул Лопухин. – Ты еще команду не видел…

– А что с командой? – нахмурился Костя.

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Лопухин. – Я в детали не вникал, всем занимался один мой партнер из Сингапура.

– Из Сингапура? – присвистнул Костя.

– Да, мы с ним в свое время провернули пару афер… Сам понимаешь, мне светиться ни к чему, и я обратился к нему. Пароход он купил якобы на металлолом на свою сингапурскую фирму. Прислал трех своих узкоглазых представителей, и они по-быстрому обтяпали это дело с хохлами. Говорят, на взятки денег пошло в два раза больше, чем на покупку самого судна. А под либерийский флаг его оформили потому, что так не надо платить налогов. В общем, эти узкоглазые в своем деле съели собаку. Судно вроде как для перехода в Сингапур отремонтировали прямо в Бердянске и там же посадили на него свой экипаж. Мне оставалось только подмахнуть договор аренды…

Поминутно зевая и сонно переговариваясь, спутники Серафимы кое-как распихали вещи по рундукам и потянулись наверх. Все они были представителями шоу-бизнеса, и ранний подъем был для них настоящей катастрофой. Они с удовольствием завалились бы по койкам и продрыхли до обеда, но правила галантности требовали оставить Серафиму одну.

Из четырех прибывших один был администратором, второй – телохранителем Серафимы. Двое других являлись режиссером и оператором нового клипа. С администратором, телохранителем и режиссером Серафима работала уже давно, а с оператором познакомилась только перед вылетом из Москвы.

Директор певицы решил одним выстрелом убить двух зайцев. По ходу катания на яхте предполагалось отснять видеоряд для ремейка нашумевшего хита «Дельфин». Режиссер Никита Остроглазов имел на этот счет несколько свежих идей.

Во-первых, клип он хотел сделать в стиле «домашнего видео», а во-вторых, Серафима в кадре должна была не петь, а изображать внутренние борения. В самом конце клипа ей предстояло от безысходности и отчаяния прыгнуть в море и как бы утонуть.

Именно для реализации этой идеи Остроглазову и понадобился оператор с опытом подводной съемки. Звали его Антоном, лет ему было двадцать два – двадцать три, и все идеи Остроглазова он воспринимал всерьез.

На палубе администратор Стас вытащил сотовый телефон и надиктовал на московский автоответчик директора Серафимы сообщение о том, что они благополучно вышли в море. В общем-то директор вроде как находился в отгулах, но порядок был порядок – с этим в их команде было строго.

Отключив телефон, Стас зевнул и оглянулся. Молчаливый, как все телохранители, Сергей дремал, сидя у надстройки. Остроглазов зажал несчастного Антона на носу и «грузил» насчет своей новой идеи, осенившей его минуту назад. Попавший в столь звездную компанию только вчера, Антон не решался перечить и только затравленно озирался по сторонам. Как у всякого талантливого человека, у Никиты Остроглазова был серьезный недостаток – о своих идеях он мог говорить часами, при этом вырваться от него или вставить хоть слово было практически невозможно.

Сочувственно усмехнувшись Антону, Стас направился к стоящему за штурвалом Лагутину. Метеопрогноз был благоприятным, и они договорились, что яхта вернется к берегу только к ночи.

Тут из надстройки показалась переодевшаяся Серафима. Стас тотчас устремился вниз к койкам, за ним в каюту спустился Сергей. Серафима перекинулась парой слов с Лагутиным, он дал ей на пробу подержать штурвал, а потом разложил для нее шезлонг.

Вскоре Серафима в нем задремала. Поднимающееся над горизонтом солнце пригревало, снизу доносился храп Стаса, а несчастный Антон на носу шестой раз кряду выслушивал суть гениальной режиссерской находки Остроглазова.

– Твою мать!.. – невольно вырвалось у Кости, едва он поднялся вслед за Лопухиным на борт судна.