Александр Ольбик - Схватка

Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, он спустился вниз, в подвальный этаж, где располагались бильярдная с кегельбаном и где находился штаб телохранителей. Охрана не дремала — все четыре «волкодава», как он называл телохранителей, исправно берегли его покой и безопасность.

Арефьев подошел к Буханцу и предложил ему сигарету. Это был уже немолодой человек, побывавший в серьезных переделках и отдавший более двадцати лет безупречной службе в погранвойсках.

— Кто сегодня еще дежурит? — спросил Арефьев.

— Борис, Рюмка и Заполошный. Да все нормально, Герман Олегович, зря беспокоитесь.

— Да я особенно не беспокоюсь, мне вас жаль — в такую погоду торчать без дела. От этой жары можно с ума сойти.

— А мы к этому привыкли в Чечне. Особенно, когда сидишь в раздолбанном гранатометами укрытии и ждешь последней вспышки. Помню, была заморочка…Патроны кончились, о сигаретах вообще не говорю, а рядом Пентюхин…мой кореш, с оторванной ногой просит пристрелить…А здесь, у вас, практически, дом отдыха, реабилитационное отделение…

— Ладно, особенно не расслабляйтесь и будьте повнимательнее, сегодня тут какие-то деятели брали нас в окуляры…

Буханец, натянув на лицо маску беспристрастности, отошел к монитору и стал смотреть на экран, куда передавалась информация с внешних телекамер.

Арефьев уже был у себя в кабинете, когда уловил звук автомобильного движка. По селектору услышал голос Чугунова: «Приехал доктор Камчадалов». «Впустите!» — приказал Арефьев и направился вниз.

Во двор въехал «мерседес-280», из которого вышел седовласый, в добротном костюме человек. Его проводили до дверей, и там его переняла внутренняя охрана.

— Добрый день, Дмитрий Константинович, — хозяин дома встретил Камчадалова в дверях. Последовала череда ничего не значащих фраз, после чего они прогулочным шагом направились в просторную гостиную.

На стеклянном столе, опорой которого служила бронзовая русалка, уже стояли бутылки фанты, фужеры и серебряные тарелочки с бутербродами.

— Садитесь, Дмитрий Константинович, и чувствуйте себя как дома.

— А как вы себя чувствуете? — врач разгладил свои седые кустистые брови. Его лицо излучало приветливость.

— Да как вам сказать, доктор…Вчера два раза пытался сходить в туалет, а сегодня ни разу, хотя казалось, что созрел…Позывы есть, а выжимаю из себя лишь пару капель, причем с дикой болью…

— Это, к сожалению, неизбежно. Морфий продолжаете колоть?

— Куда же деваться? Но прежняя доза уже не спасает, а увеличивать не хочется… Как там мои анализы? — чтобы скрыть волнение, он принялся разливать по фужерам фанту.

— Давайте по порядку. Особых изменений, слава Богу, пока нет. Никаких новообразований, все по-старому…Единственное, что меня смущает — это некоторый рост лейкоцитов в крови и моче. Я советовался со специалистам…Ну что они могут сказать нового — операция…Я тоже склонен к этому.

— А как насчет протеза? — перебил врача Арефьев.

— Вот тут у нас больших побед пока нет. В институте трансплантации почек жуткая очередь. И знаете, кто среди первоочередников?

— Если честно, мне на это наплевать. Но легко представить, какие там фигурируют шишки на ровном месте.

— Могу сказать…Фидель Кастро, один из родственников Каддафи, заместитель главы администрации президента, трое депутатов Госдумы, два губернатора и так далее. Всего двадцать восемь человек. И все хотят быть первыми.

У Арефьева затекла нога, противно заныло в боку.

— А в Штатах, в Европе тоже в порядке живой очереди?

Врач пригубил фужер с фантой и как как-то неловко взялся за пластмассовую вилочку, воткнутую в крошечный бутерброд. Она вдруг выскочила и хлеб с красной икрой полетел на пол. Икринки, словно оранжевые бусинки, запрыгали по ковру.

— В США тоже очередь, только из миллиардеров. Все расписано до 2004 года. То же самое в Европе. Болезнь почек — результат перегруженности ядовитыми веществами окружающей среды…

— Значит, остается ждать летального исхода? Как вы думаете, Дмитрий Константинович, какого цвета гроб мне заказывать?

В гостиную вошла Злата с подносом в руках. В керамических горшочках дымились фаршированные кабачки с зеленью.

— Здравствуйте, доктор, — женщина опустила поднос на стеклянную столешницу.

— Добрый день, Злата. У вас, наверное, не курят?

— У нас все можно, — улыбнулась хозяйка, — единственное, чего нельзя — говорить во время обеда о Макашове.

Арефьев потускнел. Он ощутил безнадежность. Когда жена вышла, он напрямую спросил Камчадалова: