Александр Ольбик - Промах киллера

И когда я снова упаковывал винчестер, в голову пришла еще пока нечеткая, сырая мысль. Я стал ее тщательно обдумывать.

Покуда шел к выходу, понял, что нужно делать. Надо этого гада оставить в чем мать родила. Без машины, без мобильников, без его офиса, выходящего окнами в Верманский парк, без счета в банке…

А кто мне в этом поможет? Какая душа укажет те кнопки, нажав на которые, можно заставить рухнуть всю заварзинскую пирамиду?

Кому тогда нужен будет этот голый король?

Я вышел из бомбоубежища, когда солнце уже налилось перед заходом ртутной тяжестью.

Заехав на рынок, сделал покупки. Почти доверху заполнил багажник бутылками кока-колы, сушеной колбасой, бананами. Сыр, паштет, несколько банок кофе, крекеры — все, что может пригодиться на «отдыхе». В подземном переходе купил дюжину банок пива «Монарх» и бутылку немецкой водки.

В «Дружбе» без проблем, не спрашивая документов, мне выписали квитанцию, и пожилая горничная тетя Нина повела смотреть жилье. Как я и ожидал, поселили меня в шестикомнатном коттедже на самом берегу моря. Две небольшие комнаты, верандочка и санузел. Само здание деревянное, видимо, недавно переоборудованное под люксы.

Я договорился с горничной, что временно могу оставить свою машину в ее дворе.

Она жила на улице Тиргоню, по соседству с бывшим рестораном «Корсо».

Оставив там свой «ниссан» и затворив ворота, я направился на Юрас — тенистую и наиболее ухоженную улицу города. Где-то в районе улицы Конкордияс зашел в телефонную будку и набрал номер справочного бюро. Когда ответили, назвал код абонента, который однажды подслушал в том же оружейном магазине, где покупал патроны.

Телефонистка долго сверяла номера, после чего я попросил дать адрес и номер телефона Сухарева Ивана, 1964 года рождения. В трубке раздались предупреждающие гудки, и я опустил еще один жетон. Телефонистка еще раз переспросила фамилию и имя-отчество, но я ответил, что отчество необязательно… Она продиктовала мне номера телефонов трех Сухаревых.

Мне нужен был Сухарев — контролер следственного изолятора. Этот парень тоже из детдомовских. В детдоме был ябедой, а теперь вырос до стукача.

Однажды, уже после дембеля, мы повстречались с ним в военкомате, а потом еще раз в каком-то магазине. Уже тогда он работал в СИЗО и очень был этим доволен. Теперь он мне нужен в качестве почтальона, а заодно я хотел разузнать о Заварзине — выходит ли тот на побывку, часто ли и в какое время?

Не выходя из будки, я сделал три звонка по телефонам, полученным в справочной.

По первому номеру ответил детский голосок: «Вы не туда попали». Второй голос был мужским баритоном с латышским акцентом. Тоже не то, Сухарев говорит без акцента. Третий номер ответил долгими гудками. Досчитав до двадцати гудков, я положил трубку и вышел из будки.

Дойдя до улицы Турайдас, я свернул в сторону моря. Солнце садилось, и у дальнего горизонта свинцовой глади залива светилась бронзовая каемка.

Назад я пошел вдоль залива, лишь однажды остановился у спасательной станции, где дюжина бритоголовых молодцов гоняла футбольный мяч.

Особой активностью отличался смуглолицый парень в зеленых плавках. Он был быстрее всех и играл довольно профессионально. На его правой щеке притягивало взгляд родимое пятно удлиненной формы. Это явно Родимчик, правая рука Рэма, о котором рассказывала Велта. По левому краю поля, растопырив руки, бегал Солдатенок.

Я перевел взгляд на лавку, где находились болельщики, и от удивления едва не разинул рот. Вторым справа сидел не кто иной, как сам Шашлык. Его лицо напоминало свиной окорок, долго вялившийся на солнце. Глаза заплыли жиром, и сквозь эти щелочки он вряд ли мог разглядеть меня. Тем не менее рисковать я не стал и, свернув к самой кромке воды, смешался с толпой праздношатающихся. Я поймал себя на мысли, что живой Срань Иванович для меня предпочтительнее, чем мертвый. Но и опаснее.

Прежде чем отправиться в свои новые апартаменты, я постоял на дюнах и полюбовался заходом солнца.

В Анголе вечерние зори напоминают остановившуюся раскаленную лаву. На такое небо жутко смотреть, а когда глядишь, в голову лезут мысли не лирические, а о конце света.

Молоденькая парочка прошла в обнимку в сторону корпуса. Им наплевать на все сложности мира, они балдели от самой простой близости.

Естественно, я тут же подумал о Велте — на душе потеплело, никаких пошлых фантазий, просто возникла перед мысленным взором как живая. Скоро увижу воочию. Завтра похороны ее мужа.