Александр Ольбик - Промах киллера

Велта замолчала, и мы свернули к реке. Под старой ивой продолжили разговор.

— Что же делать? — повторила она свой вопрос.

— По-моему, прежде всего нужно похоронить… Кто этим займется?

— Кто же, кроме меня…

— Нет, это исключено. У вас в Риге есть близкие родственники?

— Его старший брат Борис, сестры, племянники.

— Дайте координаты брата и черкните ему писульку, а я передам.

— Но это же не выход. Самого близкого человека похоронят другие, а я буду здесь отсиживаться… — Велта снова заплакала, не скрывая слез.

— Я согласен с вами, но зато так безопаснее. Давайте смотреть правде в глаза. Мы с вами для них уже потенциальные трупы и потому не будем играть в поддавки. Вы с сыном останетесь здесь, но с условием — ни шагу за пределы дома. Забудьте о рынках и магазинах. Между прочим, если еще раз будете брать в руки ружье, не забудьте взвести курки. И стволы не должны смотреть вниз. Стреляйте поочередно, а не из двух стволов одновременно. Кстати, кто заряжает ружье?

— Гунар, мой брат. Он охотник и вообще… Пока Гунар в отпуске, я под его защитой.

— Попросите у него патроны с крупной дробью… Пока будете здесь, я постараюсь добраться до Заварзина или кого-нибудь из его бригады.

— Они вас убьют.

— Возможно. Это лотерея. Телефон в доме имеется?

— Да, — Краузе назвала номер, и я никак не мог сразу его запомнить. Мешало ее лицо — не мог отвести от него глаз. Я понимал, что красота — категория относительная, но во внешности Велты я не находил изъянов.

— Если в один прекрасный день я вам позвоню и скажу, что делать, не медлите и выполняйте все без раздумий и отговорок. Идет?

— Не знаю, — она опустила голову. — Все это настолько нереально, что я чувствую — просто с ума схожу.

— Такое случается со всеми. Хоть раз в жизни, но случается. Сильнее страха и неизвестности ничего не бывает. Но дело не в этом. Сейчас главное, чтобы вы поняли, о чем идет речь.

— Понять-то я поняла, но не уверена, что хватит силенок. И очень хочу попрощаться с Эдиком… Он окажется в могиле, и я его так больше и не увижу.

— Зато он навсегда останется в вашей памяти живым.

Не было смысла утешать. Бывают ситуации, когда что бы ни сделал, все скверно. И усугублялось это тем, что я незаметно подпадал под ее власть, чувствовал себя на коротком поводке.

— Если позволят обстоятельства, я за вами приеду… В день похорон…

Мы вернулись к дому, и Велта отправилась писать деверю записку. Я отказался от ее приглашения и, присев на колоду, бессмысленно уставился в зеленый, пронизанный солнцем мир.

Прощание было никаким. Единственное, что я заметил — ее последний взгляд. Он дольше положенного на мне остановился. Но взгляд этот был отягощен горем и все же недоверием.

— Газеты писали, что вы не собираетесь отказываться от своих обвинений против Заварзина…

— Не собиралась… Сейчас я бы этого не сказала. Они пойдут на все, чтобы до суда я не дожила, — тут же она направила разговор в другое русло. — Если все, что вы мне о себе рассказали, правда, — будьте осторожны.

В общем-то, банальные слова, но в тот момент они для меня были на вес золота.

Я почти бегом направился вверх по тропинке. К машине, оставленной у рынка, я возвращался тем же путем. А в подсознании уже зажегся сигнал тревоги. Я ведь не забыл слова Шашлыка о том, что в Пыталово собирается Солдатенок. И если это так, то мы с ним не должны разминуться.

Я сделал «круг почета» по центру Пыталова. Если, конечно, центром можно назвать грязно-пыльную часть полугорода-полудеревни — с серыми облупленными домами и оградами, с корявыми дорогами и заржавленными табличками на заборах. Забытый Богом и людьми городишко. Зато с полным набором наглядной агитации, оставшейся еще с перестроечной эпохи.

Я внимательно вглядывался в лица мужчин и номера иномарок. Почему-то казалось, что Солдатенок должен прибыть обязательно на какой-то роскошной тачке, и потому ловил взглядом «ауди» да «мерседесы», вообще машины с латвийскими номерами. Но заметил я такую уже на выезде из города. Навстречу шла «девятка» цвета мокрого асфальта, за рулем которой сидел молодой человек в темных очках с прилипшей к нижней губе сигаретой. Я не знал и никогда не видел Солдатенка, но мог бы поклясться своим винчестером, что в этой «девятке» именно он.

Видеть меня, разумеется, он не мог из-за затемненных стекол моей машины. Я дал ему возможность проехать и, развернувшись, увязался за ним.

Скорость «девятка» держала приличную, но на развилке Псков — Пыталово притормозила, словно раздумывая, каким путем ехать дальше. Я тоже сбросил газ и стал на обочину. Нас разделяло 250 — 300 метров .