Татьяна Рубцова - Поиски пропавшего без вести

— Ну и что?

— А рыба была слепая.

— Ну да.

— Выход где-то здесь, Костя, понимаешь.

— Понимаю. Маленькая трещина.

— Это будет плохо. Знаешь, Костя, что я подумал?

— Ну?

— У меня пистолет. Если уже и тут облом, мы с тобой просто застрелимся.

— Да, перспектива.

— Я тоже люблю жизнь. Только всему есть предел.

— Наверное, есть.

— Последняя попытка?

— Давай.

Андрей сделал движение вперед, вытягиваясь и становясь на четвереньки.

— Двинули, брат?

— Двинули.

Андрей включил фонарик, ощупывая лучом проход. Вскоре он так сузился, что Андрей прижался грудью к камню и пополз по-пластунски, задыхаясь от спертого воздуха. Наконец он остановился, и Никитин, коснувшись его ноги, тоже замер.

— Стой. Чувствуешь, воздух стоячий. Прохода нет.

— Другого пути тоже, — прохрипел Никитин.

— Тогда вот что, Костя. Ты подожди здесь. Я один попробую. А нет, так застрелимся прямо здесь. Лично я в пропасть больше не полезу.

— Попробуй, Андрей.

— Попробую.

Андрей замолчал, но фонарик больше не отключал. Слышно было, как он тяжело дышит.

— Ну ладно, я пошел, — наконец он зашевелился, вытянулся. — Молись, Костя, если умеешь. Дай Бог, выберемся.

И он пополз с шуршанием и шорохом.

— Дай Бог, — прошептал в ответ Никитин.

И остался один. Он хотел достать плеер, но не стал этого делать, решив приберечь батарейки. Он сложил руки под головой, опустил на шершавый рукав пиджака горячий лоб и задумался. Да больше ничего не оставалось, только думать, лежать и вспоминать.

Андрея не было долго, бесконечно долго. Никитин почти забылся, медленно отключаясь. Жар окутывал его, и сквозь жар он почувствовал легкое дуновение. Разгоряченное лицо уловило это мгновенное овеение, стоячий воздух только слегка колыхнулся, принимая свежую струю, и мороз прошиб все большое истерзанное тело. Никитин приподнял голову. Его снова бросило в озноб, по коже пошли мурашки. Широкие ноздри мужчины раздулись, вздыхая. И уши уловили шум, далекий, приглушенный.

— Андрей! — закричал он, стараясь держать голову выше.

Вдали раздался глухой ответ, потом странный звук, тишина и приглушенный, далекий грохот. Луч дневного, солнечного света скользнул на камни. Никитин зажмурился, и свет тут же исчез, оставив только слабые блики.

С шорохом, ногами вперед, к нему полз Андрей. Никитин стал задыхаться от волнения, стараясь найти снова ту свежую струю.

— Костя, ход, — горячо зашептал Андрей, приближаясь. — Правда, узкий.

— Спаслись!

— Слушай, — Андрей замер возле него, поджимая ноги. — Там высоко, метра четыре. Слушай сюда. Я спрыгну первым. Там есть деревья. Тополя. Я свалю пару, и ты слезешь по ним. Только сам не прыгай, Костя, слышишь? Я скоро. Ты пока подгребай потиху.

И Андрей скользнул вперед, стремительный и снова полный жизни. А Никитину показалось, что то взаимопонимание, которое появилось между ними, вдруг оборвалось. И они снова стали каждый сам по себе и каждый сам за себя. Бандит и мент. И выбираться теперь надо самому.

Сцепив зубы, Никитин пополз вперед, видя, как свет снова появился в конце туннеля. Свежий ветер теперь бил в лицо, морозил и освежал. Никитин полз упорно и целеустремленно, полз долго, и наконец светлый мир гор и зелени раскрылся ему. Судорожные руки нащупали край, Никитин навалился грудью, подался вперед и посмотрел вниз.

Было не так уже высоко, со второй этаж, не больше. И вокруг росли деревья. Тополя. И еще что-то. Скользили ящерицы. Летали птицы. Только Андрея нигде не было. И это-то как раз было естественнее всего.

Однажды ведь он уже выбросил его из вертолета. Хорошо еще, что не пристрелил напоследок. Никитин посмотрел на синее до рези в глазах небо, на сизые низкие облака, далекие белые вершины, вздохнул, подтянулся и стал медленно вылезать. Высунувшись по пояс, он сел, схватившись за нависший камень, обнял его, повис и стал медленно вытягивать ноги. Боль, тупая и дергающая, усилилась, но он продвигался упорно.

Андрей появился из-за уступа, таща за собой длинный ствол с завядшей редкой верхушкой.

— Черт! — он бросил дерево и закричал: — Костя! Не смей!

Но Никитин не слышал, в голове его горело и гудело, лицо стало багровым.

— Не двигайся!

Никитин сделал еще одно, последнее движение и рухнул вниз. И Андрей, стремглав сорвавшись с места, бросился к нему.

…Жар и боль, боль и жар. Было тяжело дышать, тело то тряслось от холода, то задыхалось. Никитин бессознательно метался, кричал, рвался и дрожал. И смутно чувствовал, как его держат чьи-то руки, пытаясь облегчить боль. Он рвался, ему было тесно, душно. Жар окутывал его, он задыхался и медленно угасал.