Татьяна Рубцова - Поиски пропавшего без вести

— Где-то подземная река, слышишь?

— Или озеро.

— Какая разница?

— Никакой.

Река текла чуть дальше, образуя широкую пойму, и когда Андрей, опустив Никитина на берегу, осветил все вокруг, они увидели прозрачную воду и обилие рыб, плавающих в ней. Рыбы были какие-то блеклые, толстые, ленивые и совсем не реагировали на свет фонаря.

— Они слепые, — напившись и наблюдая, проговорил Никитин.

— Тем лучше.

С лица Андрея, разбитого и синего, капала вода, но выглядел он победителем.

— А сырую рыбу едят? — спросил он.

Никитин протянул руку, погрузил ее в воду, но поймать рыбу не смог, только неловко стронул ногу и застонал.

— Наверное, едят. Не отравимся же мы.

— А отравимся, плакать некому.

Андрей беззаботно стал раздеваться.

Рыба оказалась костлявой, и пахло от нее аквариумом. Наевшись и вытянувшись в полной тьме, мужчины заснули, съежившись и прижавшись друг к другу как можно теснее.

Никитин проснулся, одетый сверху летной курткой. Андрей насвистывал, и его фонарик плясал где-то вдалеке. А когда он вернулся, то увидел, что Никитин, раздетый по пояс, сидит на краю каменного берега.

— Ты что?

— Да обмыться хочу, ты-то искупался.

— Смотри, не простынь, вода ледяная. Я ко всему привык.

— И я привыкну.

— Тоже мне, морж. А там, между прочим, свет.

— Что?

— Свет, братан, понимаешь? Мы вчера его не видели, потому что была ночь.

Никитин торопливо обмылся и стал натягивать рубашку.

— Мобилку мою не раздавил? — спросил Андрей, берясь за куртку.

— Вроде нет. Посмотри.

Андрей только беззаботно махнул рукой.

— Давай-ка, одевайся, быстрее.

У Никитина подрагивали и срывались руки. Он торопился, засовывая их в рукава пиджака. Андрей присел, на этот раз уже лениво и поднял Никитина на спину. Фонарик он привесил к брючному ремню, поправил его, подтянул Никитина повыше и пошел, покачиваясь, вдоль подземной реки. Свет от фонарика плясал впереди него. Он, яркий вначале, мерк, и другой свет постепенно затмевал его. Свет, к которому стремится все живое, лился, звал, манил и начал слепить, когда Андрей разжал руки, сбрасывая ношу, и бегом сорвался с места.

Никитин сдержал стон, когда ударился о землю. Приподнявшись на руках, он попробовал опереться на вывихнутую ногу. Распухшая, она болела не так сильно. Потом он перенес на нее тяжесть тела, подтянул вторую и стал подниматься, цепляясь за неровную каменную стену. Подняться он сумел, но едва оперся на поломанную ногу, как тут же снова упал от резкой костной боли. Тогда он, закусив губу, пополз. Полз он, обдирая колени и руки, устремляясь только вперед, к спасительному свету. И свет залил его, обрисовав на полу своеобразную арку.

А впереди высились скалы, везде вокруг — одни скалы, и река снова уходила в них, скрываясь в мертвом граните. Андрей сидел у каменной стены, согнув колени и усердно обгрызал на пальцах заусенцы.

— Приехали, братан, — сипло проговорил он, уставившись на скалу. — Мы уже в аду. Ты не заметил? Это же чистилище.

Никитин испугался одного его тона. Он сел, подтянув ноги.

— Андрей… Слышишь, Андрей. Все не так плохо. Здесь просто треснула скала. Там, дальше…

— «Дальше» — нет. Я же сказал, это другой свет. Бог дал нам его для размышления и покаяния.

Глаза у Никитина слезились на ярком свету, но он все равно увидел, как трясется, прыгает рука Андрея, пальцы которой тот нервно грыз. Тогда Никитин закрыл глаза и тяжело привалился к нагретому камню. Он чувствовал то же, что чувствует загнанный зверь, или, вернее, зверь, оказавшийся в ловушке, из которой нет выхода. И Никитин смирился, думая только, как трудно придется его семье.

— Это все из-за меня. Это меня Бог так наказал. Я сильно согрешил в жизни, — голос Андрея трясся, как и его рука. — Я забыл Бога, стал мусульманином…

— Что? — Никитин широко раскрыл глаза, ожидая всего, только не этого.

— Ну да. Мне сделали обрезание, Костя. Еще тогда я подумал, что это мне так просто с рук не сойдет, и вот тебе, пожалуйста.

— Ты что, в религию ударился?

— Да не во что я не ударился. Просто жил среди них. В Лашкаре. Слышал про такой город? Лашкаргах, если по пушту.

— Где?

— В Афгане. На границе, в штате Гильменд. Там раньше военный гарнизон стоял при шахе. Потом американцы город отстроили по-своему. Там, знаешь, улицы широкие, и дома из кирпича, не так, как в других городах. Я им там оружие перекупал. Они мне и паспорт Силенда сделали. Сам знаешь, как их сейчас прижимают в Европе. А я — белый. Вот и стал бизнесменом… типа. А что, платят хорошо. Разница вся мне шла. Очень неплохие бабки. Сейчас я бы уже, знаешь, как при деньгах был, если бы в кабалу не попал к шейху. А Дадахон мне дом подарил, там дорогой район.