Сергей Гайдуков - Последний свидетель

По совокупности обстоятельств министр принял решение. И примерно в двадцать два сорок Директор постучал пальцем по обложке папки, которую принес с собой министр.

— Ваша ошибка. Все это — ваша ошибка.

Министр не спорил. Но эту ошибку требовалось исправить — быстро и незаметно. Об этом не должно было узнать правительство Казахстана, об этом не должны были узнать в России.

А еще через минуту Директор спросил:

— Живой или мертвый?

— Живой, — сказал министр. — Обязательно живой.

— Ладно, — сказал Директор.

— Миха... Миха...

Этот стон становился все сильнее, потому что Сашка медленно, испытывая дикую боль в ноге, в бедре, под мышкой и везде, куда только успел достать ножом бородач, полз к Шустрову, который недвижно сидел перед синей сумкой, словно погрузившись в транс.

— Миха! Да Миха же, твою мать!

Шустров вздрогнул и повернулся на голос. К своему искреннему удивлению, он обнаружил, что вовсе не является последним человеком на земле. И даже не является последним человеком на этом степном пятачке.

Михаил поднялся и подошел к раненому снайперу.

— Сильно зацепили? — спросил он.

— Не очень, — с наигранным оптимизмом сказал Сашка. — Все больше по ногам... И под мышку дотянулся, под бронежилет...

Михаил пристально осмотрел единственного оставшегося в живых партнера по заданию. В крови были не только Сашкины ноги, в крови было его лицо и левая рука в предплечье.

— Надо вызывать наших, — прошептал Сашка. — Олег, наверное, не успел... Вызывай наших, Миха. Я постараюсь продержаться.

— Угу, — задумчиво произнес Шустров, продолжая разглядывать Сашкины раны. Он думал о том, что после сеанса связи с Москвой пройдет часа полтора, прежде чем в небе появится вертолет. Судя по темпам потери крови, Сашка вряд ли протянет столько. В лучшем случае умрет не на земле, а в воздухе, по дороге домой.

Михаил внимательно всмотрелся в Сашкино лицо — бледное, осунувшееся. Губы были даже не розовыми, скорее белыми. Там, где они не были запачканы кровью.

— Ну, давай! — не выдержал Сашка этого осмотра. — Что ты вылупился?! Быстрее!

— А ты дотерпишь? — спросил Шустров. — Выдержишь до вертолета?

— А что мне остается делать?! — едва не заорал Сашка. — Что же мне еще остается делать?! — выпалил он и замолчал, задохнувшись от боли.

— Что делать? — Михаил медленным движением вытер пот со лба. Почему-то сейчас капли показались ему не горячими, а холодными, словно растаявшими льдинками. — Что делать, — повторил он уже без вопросительной интонации.

Сашка с удивлением смотрел на Шустрова, который выпрямился, упер кулаки в бедра и уставился куда-то вдаль, не обращая внимания на Сашку и вовсе не думая бежать за аппаратом спутниковой связи. Что-то было не так.

— А что это за сумка? — спросил Сашка. — Что в ней? Что ты нашел?

Он повторял свой вопрос раз за разом, а ответа все не было. Михаил не слышал его, погрузившись в собственные размышления. Отнюдь не легкие размышления.

Примерно равное расстояние отделяло Михаила в этот миг от распростертого на земле, истекающего кровью напарника и синей спортивной сумки. Пот катил по лбу и вискам, а солнце било в его коротко стриженную голову прямой наводкой. Ему казалось, что солнечные лучи прожигают его череп насквозь и поджаривают мозги — настолько сильной оказалась боль, внезапно наполнившая голову Михаила.

Он находился в таком состоянии, когда трудно, невозможно было рассуждать, и он просто фиксировал объекты вокруг себя. Тяжело раненный напарник, синяя сумка, два джипа в укрытии.

Таковы были условия задачи. Больше ничего не существовало сейчас для Михаила. Напарник, сумка, джипы. Михаил стоял в полном одиночестве. Никто не мог ему приказать. Никто не мог ему посоветовать. Решить задачу он должен был сам.

Напарник, сумка, джипы. Это напоминало детскую логическую задачу — как перевезти на другой берег козу, волка и капусту, сохранив всех троих в целости и сохранности. У той задачи было какое-то решение, а здесь...

Чем дольше повторял Михаил про себя условия задачи, тем очевиднее становилось, что одним из трех придется пожертвовать. И уж конечно, это не джип.

Не слыша настойчиво повторяемого Сашкой вопроса, Михаил шагнул вперед, положил в сумку два промасленных свертка и застегнул замок. Он сделал это осторожно и ласково, словно помогал любимой женщине застегнуть «молнию» на платье.

Солнце по-прежнему свирепствовало, но его жар уже не казался Михаилу таким изнуряющим.