Александр Бушков - Второе восстание Спартака

Н-да, триумфального возвращения не получилось.

Замок лязгнул изнутри, дверь распахнулась, на пороге возник пузатый плешивый коротышка с помойным ведром в руке. Увидел Котляревского, рыпнулся было назад, едва с плеч наброшенное пальтишко не слетело, потом пригляделся, узнал, вздохнул облегченно, дыхнув перегаром:

– Спартак, едрить-колотить! Че так людей-то пугаешь...

Дядя Леша. Тот самый трамвайный щипач, по стопам которого собрался идти его сынуля с экзотическим именем Марсель.

– Здрастье, дядь Леш.

– Ну и че, вернулся?

«А вот интересно, – некстати подумал Спартак, – почему после двух отсидок старику позволили обитать по месту жительства, а не выселили на сто первый?..» И развел руками:

– Вернулся вот.

– Молоток.

Особой радости в его голосе не ощущалось. Дядя Леша нерешительно обернулся на длинный темный коридор, потом синей от татуировок рукой почесал пук шерсти на груди под майкой и сказал:

– Ну, ты это... Давай заходи, что ли, че в дверях жмешься. Мать-то предупредил, что едешь?

– Не-а. Пусть ей сюрприз будет.

– А, ну да. Нехай будет, – как-то неопределенно ответил дядя Леша и поспешил протиснуться мимо Спартака. – А я вот, видишь, ведро решил вынести, на ночь глядя... Дверь только не захлопывай, я быстро – до мусорного бака и обратно.

И зашаркал ботами вниз по ступеням.

Спартак нахмурился. Отец Марселя всегда вроде бы неплохо к нему относился, а чего ж встречает, как нелюбимого соседа? С сыночком поцапался? Э-э, что-то поломалось в коммунальном королевстве...

Пожав плечами, он вошел в знакомо, домом пахнущую квартиру, шагнул к общей вешалке, расстегнул шинель...

И тут же, точно дело происходило на театральной сцене, распахнулась дверь слева, из приглушенно освещенной комнаты вылетела родная Спартакова сестра, повернулась и срывающимся шепотом бросила кому-то внутри:

– Господи, как же здесь душно, душно! Не понимаю: за что мне такая судьба – жить в тюрьме?! Почему мы не можем уехать, улететь отсюда? Вот ты. Ты ответь мне, Комсомолец, – последнее слово она произнесла в высшей степени пренебрежительно. – Неужели у тебя никогда не возникало желания убежать в какую-нибудь другую страну, где едят круассаны, где по утрам пахнет кофе и никто не спрашивает, как ты относишься к германскому вторжению в Польшу?!

Явление второе: те же и хозяин комнаты. На пороге вслед за Владой возник ничуть не изменившийся за время отсутствия Спартака тип по прозвищу Комсомолец. Он прислонился к дверному косяку и, хотя и кипел от ярости, но предельно спокойно, твердо, будто разговаривал с нервным ребенком, ответил:

– Нет, Влада. Никогда не хотелось ни убежать, ни уехать, ни улететь. Потому что эта страна, которую ты называешь тюрьмой, – мой дом, и я его люблю, и я тут живу...

– Гос-споди!

Зритель Спартак, в темноте коридора по-прежнему незамеченный, усмехнулся.

Да нет, ребята, все как всегда, ничего не меняется в неспешном многоактном квартирном спектакле...

Комсомолец был года на три старше Котляревского, уже вступил в партию (так что кличка несколько устарела), жил один – родители остались где-то под Сталинградом, – и служил каким-то там инструктором в Василеостровском райкоме комсомола. Причем не просто служил, а делал стремительную карьеру. Хотя удивляться тут нечему: биография – практически безупречная, возраст – самый что ни есть подходящий для молодого партработника, внешность – высоченный, где-то под метр восемьдесят восемь, голубоглазый, с русой челкой, непослушно падающей на глаза; в общем, типичный строитель коммунизма с плакатов. (Вот разве что руки малость подкачали: не руки, а форменные лопаты, с красными костяшками и толстыми пальцами; Комсомолец рук своих очень стеснялся и вечно не знал, куда их деть и куда спрятать. Хотя пролетарские ладошки именно так и должны выглядеть, не правда ли?)

А что являлось главным для партийной карьеры – так это то, что был он и Настоящим Коммунистом. Идейным. Убежденным. Причем не тем оголтело преданным делу Ленина – Сталина фанатиком, который с горящими глазами готов глотку порвать любому, кто усомнится в правильности курса – нет. Он был Коммунистом не только убежденным, но и весьма убедительным .

Язык у Комсомольца оказался подвешен как надо, мозги устроены правильно, да и с логикой тоже был полный порядок, так что в любом споре практически с любым оппонентом он деловито и последовательно разбивал противника наголову взвешенными аргументами, яркими примерами из истории и точными цитатами (отнюдь не из «Блокнота агитатора»), обращал в бегство, догонял и уничтожал.