Андрей Дышев - Черный тюльпан

Нет, душевая не стала заполняться ядовитым газом, и на меня не обрушился поток серной кислоты. Я стоял под упругими тонкими струями теплой воды, чувствуя себя обманутым. «Черт знает что!» – пробормотал я и вылил себе на голову полбутылки зеленого, как изумруд, шампуня.

В дверь постучали. Я не успел промыть глаза и, страдая от жгучей рези, смотрел, как в предбанник вошел незнакомый мне «бык», извинился, повесил на крюк светлый костюм под полиэтиленовой накидкой и поставил на пол пару белых лакированных туфель.

– Черт знает что! – повторил я. – Неужели меня решили закопать в землю вымытым и в белом костюме? Мафия! – развел я руками, кривляясь перед зеркалом. – Во всем должен быть шик. Так-то, Кирюша.

Только некоторая доля юмора могла сохранить мой рассудок в здравом состоянии. Думать серьезно обо всем, что сейчас происходило, – лишь себе во вред. Напевая какую-то легкомысленную мелодию, я с наслаждением помылся, чувствуя, как силы быстро возвращаются ко мне, опорожнил еще одну банку пива, причесался, с некоторым содроганием рассматривая свое побитое, в ссадинах, лицо, щеки, покрытые, как черной дымкой, щетиной, раздумывая, стоит ли ее сбривать. Когда же я надел смоляную шелковую рубашку и белый двубортный пиджак, то увидел, что небритость прекрасно довершает имидж этакого излишне самоуверенного, хоть и побитого, пижона, и невольно рассмеялся, но бриться не стал, лишь сполоснул лицо французской туалетной водой.

Перед тем как выйти, я проверил карманы куртки и брюк, брошенных в угол предбанника. Пистолета, как и следовало ожидать, уже не было, как, собственно говоря, других вещей – складного ножа, записной книжки, авторучки. Я словно начинал жизнь сначала, выходил из душевой, как из крестильни – чистым, бедным и почти безгрешным.

Молоденький «бычок», сидевший в кресле напротив, вскочил при моем появлении, изобразил на лице какую-то искусственную, совершенно омерзительную улыбку, похожую на гримасу, с которой тужатся, и знаком предложил мне пройти за ним по коридору. Он взялся за ручку двери и открыл ее.

Яркий свет, ослепительная улыбка девушки в ярко-синем бархатном платье, едва прикрывающем трусики.

– Прошу вас! – сказала девушка, показывая рукой на кресло, стоящее перед макияжным столиком с овальным зеркалом, оснащенным подсветкой.

Я сел в кресло, изо всех сил борясь с выражением недоумения, парализовавшим мою физиономию. Девушка надела на меня фартук, взяла фен, расческу и за минуту сотворила на моей голове пышную прическу. Отключила фен и придвинула к себе коробочку с косметикой.

– Не волнуйтесь, – шепнула она и мазнула у меня под глазом мягкой беличьей кисточкой. Высунув от усердия кончик языка, она дышала на меня запахом мяты и старательно реставрировала мое лицо, закрашивала синяки, тонировала ссадины, а когда наконец отошла в сторону, я увидел свое отражение и не узнал себя. Киноартист! Бельмондо, черт возьми!

– Ничего? – спросила девушка.

– Вообще-то в жизни я немного не такой, – признался я.

– Это не страшно, – с легким придыхом ответила девушка, глядя на меня томным взглядом. – Все мы в жизни другие. Вы думаете, я на самом деле такая? – И она медленно провела ладонью по своему бархатному платью, плотно облегающему ее рельефное тело. – Это все внешняя оболочка. Человек становится самим собой, когда раздевается…

Она положила кисточку на столик и коснулась пальцами моего подбородка.

– Голову немножко повыше. Не надо напрягать губы. Не морщите лоб… Так, хорошо. А руку, – визажист взяла мою ладонь и прижала ее к своей гладкой атласной ляжке, – руку настоящий мужчина должен класть сюда…

– Боюсь, – признался я, отдергивая руку и приподнимаясь с кресла.

– Чего? – Тонкие брови девушки взметнулись вверх, ярко-красные губы слегка приоткрылись, обнажая край неестественно белых зубов.

– Боюсь размазать вам макияж и выпачкать свой белый пиджак, – ответил я. – А вообще, конечно, вы страшно сексуальная.

– Так что же вы… – томно простонала девушка.

– Я от природы очень нетерпелив, – объяснил я, пятясь спиной к двери, – не хватает, так сказать, усидчивости пройти всю вашу программу. Бьют по морде, хоронят, моют, причесывают, учат, куда руку надо класть… Долго, очень долго! А хочется узнать, чем весь этот дурацкий спектакль кончится. Свой телефончик разве что оставьте на всякий случай.

Визажист усмехнулась и ответила уже другим тоном:

– Телефонов не будет.

– Тогда считайте, что вы меня потеряли навеки.