Андрей Дышев - Два шага на небеса

– «Пафос»? – переспросил я, но толстячок не стал повторять и махнул на меня рукой:

– Иди-иди! Найдешь!

Я вышел на пирс. Серое море было усеяно мурашками дождя. Волн не было, и казалось, небо опустилось и накрыло землю. Я пошел по кромке пирса, всматриваясь в матовую мглу, в которой таяли контуры гостиницы «Ялта», а кипарисы, занозившие зеленый склон, напоминали мечети.

Яхту я увидел издали, точнее, сначала только ее стеньги, торчащие из-за черного борта траулера. Это было парусное двухмачтовое судно, мало похожее на прежний «Пафос», с которым у меня было связано столько волнующих воспоминаний. Мокрая от дождя палуба была пуста, с пирсом яхту соединял перекидной мостик.

Я не стал надрывать горло, вызывая капитана, и по мостику зашел на борт.

Сначала я заглянул в рубку. Потом прошел вдоль борта на корму. Там я свистнул, поинтересовался у чаек, сидящих на реях, есть ли тут кто живой. Вопрос остался без ответа.

Я спустился по деревянным ступеням, застланным резиновым ковриком, в жилой отсек, распахнул двустворчатую дверь и встал на пороге кают-компании. Зайти без спросу на чужую яхту – все равно что в чужую квартиру, но я чувствовал – меня здесь ждут. Кают-компания, обшитая красным деревом, была обставлена скромной мебелью, стены украшали икебаны из сухих лаченных веток, поддельные кораллы и прочие безделушки, что, на мой взгляд, говорило о дурном вкусе капитана.

– Хозяин! – совсем тихо позвал я.

В ответ на тишину я пожал плечами, словно хотел сказать: если кто спрятался – я не виноват, и вошел внутрь. Сел в ближайшее кресло, развернулся лицом ко входу и закинул ногу на ногу.

Но долго ждать не пришлось. За моей спиной скрипнула дверь. Я обернулся и увидел Лору. Она была одета в синий костюм с глупенькими погончиками, что делало ее похожей то ли на сотрудника налоговой полиции, то ли на стюардессу.

– Привет, – произнес я.

– Привет, – ответила Лора.

Мы стояли друг против друга. Яхта плавно покачивалась на волне, оставленной прошедшим мимо теплоходом. Мне казалось, что у меня из-под ног уходит земля.

– Ты с отцом? – спросил я.

– Нет, одна.

– А кто капитан?

– Ты.

– Понимаю, – ответил я. – Значит, ты приплыла сюда, чтобы забрать…

– Нет! – перебила меня Лора.

– Выходит, никакого порошка отец в Ялте не оставлял?

Она опустила глаза и промолчала. Я рассматривал потолок, стены и насвистывал придуманный мотивчик.

– Это все хорошо, – произнес я. – Но где мой груз?

– Я не смогла приехать к тебе тогда в гостиницу, – сказала Лора невпопад. – Отец тяжело заболел…

– Я так и подумал, что у тебя заболел отец! – охотно ответил я. – А новая стрижка тебе идет…

– А ты похудел.

– Это специальная ялтинская диета. Утром, натощак, вливаешь в широко раскрытый рот стакан морской воды и весь день потом бегаешь…

– Кирилл! – перебила меня Лора. – О чем ты говоришь!

Она шагнула ко мне, встала на цыпочки и крепко поцеловала.

– Я дни считала, когда мы увидимся. Я все время думала о тебе. Я люблю тебя, – осторожно касаясь моих плеч, произнесла она. – Я очень-очень тебя люблю…

Я прислушивался к себе. Мои глаза впитывали в себя ее образ. Мое сердце рвалось из плена груди к ее сердцу. Но опустошенная душа противилась верить очевидному. И руки висели как плети. И поцелуй студил губы.

Так проходит земная слава (лат.).

Выйди, пожалуйста! (англ.).

Золотая этрусская пластина с текстом. 500 год до н. э. Рим (англ.).

Трифтазин – нейролептик, который обычно применяется при лечении шизофрении, навязчивых состояний и других психических расстройств. – Здесь и далее примеч. авт.

Наверное, он хотел сказать «индифферентность».

Ab ovo – с яйца (лат.). Здесь: все от начала до конца.

Глупая девка. Шлюха! (англ.).

Карманный револьвер, первоначально предназначенный для защиты велосипедистов от собак, а позже используемый в качестве оружия для самообороны.

Грот – парус.

Так могут говорить только совершенно безнравственные люди! Вы ненавидели его! Вы желали ему смерти! (англ.).

Не хотите ли вы сказать, что я убийца? (англ.).

Вы можете не пользоваться английским. Пассажиры все хорошо видят и понимают! (англ.).

Мизин, как обычно, все путает. Но пасаран!