Андрей Дышев - Два шага на небеса

Яхта повисла под углом ко дну, касаясь его только кормовой частью, а нос был слегка приподнят и держался на весу, словно яхта была установлена на постаменте в качестве памятника боевой славы. Должно быть, в кают-компании, сохранившей герметизацию, скопилась воздушная пробка, которая и подтягивала нос яхты кверху.

Я уже мог протянуть руку и коснуться борта «Пафоса». Ощущение было не из приятных. Глубинная тишина, методично разрываемая звуком падающих камней, с каким вырывались пузыри из дыхательных автоматов, угнетала и без того напряженную психику. Лора все время отставала, и я был вынужден, дожидаясь ее, поворачиваться к яхте спиной. Какое-нибудь другое затонувшее судно, незнакомое мне раньше, не вызвало бы столь сильных эмоций и такого душевного волнения. Каждая пядь палубы была знакома до гвоздика, но в реальность того, что мы видели, трудно было поверить. Вроде бы все было знакомым и все же не таким, как прежде, – каждый предмет, будь то белый пластиковый стул, висящий над моей головой, или шляпка самозванки Дамиры, уже был принадлежностью подводного склепа, похоронной утварью. Словно во сне, мы медленно парили над накренившейся кормой, над которой, запутавшись в растяжках тента, висели столы и стулья; рядом со стойкой бара плавали флегматичные рыбешки, пучеглазо глядя на непривычно пустые полки; к потолку бара прижались россыпь соломинок для коктейлей, пластиковые кофейные ложечки и даже ополовиненная бутылка «Мартеля», плотно закупоренная пробкой. Мириады перламутровых шариков, которые шлейфом тянулись за нами, застревая то в сети тента, то под козырьком бара, усиливали иллюзию нереальности, и общая картина представляла собой совершенно фантастическое зрелище.

Я приблизился к кормовому борту, взялся за поручень, и мне показалось, что яхта ожила и слегка качнулась. Лора, напоминающая большую, но запуганную акулами рыбину, от страха прижалась ко мне едва ли не вплотную, и я ненароком задел ее локтем. Плыть в обнимку с такой большой «прилипалой» было очень неудобно. Я обнял девушку за плечи, но ее лица рассмотреть не смог – в подводных сумерках на стекле маски все время играли блики. Впрочем, мне нетрудно было представить ее испуганные глаза, слегка растянутые в стороны, как у японки, тугой резиной. Очень кстати под руку подвернулся стул. Я завел его под себя и, насколько позволяли баллоны за спиной, всунулся в него, держась за подлокотники. Затем беззвучно щелкнул пальцами и жестом показал, что требую кофе.

Лора немного ожила – это было хорошо заметно по тому, с какой интенсивностью начало выходить облако пузырей из ее дыхательного автомата. Может быть, она даже пыталась смеяться. Я расстался со стулом и, взмахнув рукой, велел девушке следовать за мной.

Мы плыли вдоль кормового борта. Несколько лопастей гребного винта по самую ось зарылись в донный песок. Перо руля было сломано, остроугольный обломок вонзился в грунт, как топор в плаху. За несколько метров я различил черную дыру в днище. Она имела каплевидную форму и была столь велика, что я мог без труда войти в нее, как нитка в игольное ушко. Края пробоины были оплавлены, что могло быть последствием направленного взрыва, который буквально прожег в днище яхты дыру.

Я продел себя по пояс в пробоину, пытаясь что-либо рассмотреть в заполненном мраком трюме, но Лора с такой настойчивостью потянула меня за ноги вниз, что мне пришлось спуститься к ней.

Девушка становилась обузой. Я уже жалел о том, что поплыл к «Пафосу» с ней. Могла бы подождать меня на глиссере, ничего бы со мной не случилось. Погрозив девушке кулаком, я взмыл вверх, ухватился за бортовые перила и, оттолкнувшись руками, прошел через открытый проем в холл к лестнице. Мои глаза уже привыкли к сумраку, и я отчетливо различил огнетушители на стенах, обрамленные инструкции и схемы, фикус в большом кашпо, грунт в котором, медленно растворяясь в воде, превращался в черную взвесь, словно дымился. Лора где-то застряла, и мне пришлось опять ждать ее.

Когда девушка пронзила светлый квадрат дверного проема и вплыла в холл, я увидел, что в вытянутой руке она держит полиэтиленовый пакет со знакомым мне рисунком дымящейся сигареты. Стянутый на горловине шнурком, пакет был привязан к талрепу, [20]который, по-видимому, играл роль грузила.

Лора, ожидая поощрения, взволнованно размахивала пакетом перед моей маской, жестами объясняла, что эта штука принадлежит Стелле, и пыталась распутать крепко стянутый узел. Дай ей волю, она здесь же села бы в кресло, распухшее от воды, и принялась бы изучать содержимое пакета. Освоившись на глубине, девушка впадала в другую крайность, забывая об осторожности и ограниченных запасах воздуха в баллонах, потраченных уже на треть. Мне пришлось чуть ли не силой вырвать из рук Лоры ее трофей и навесить талреп с пакетом на бугель огнетушителя. Лора поняла меня лишь после того, как я выразительно постучал по стеклу часов и провел ребром ладони по горлу.