Андрей Дышев - Моя любимая дура

Меня кидало в стороны, подбрасывало, будто я и в самом деле оседлал дикого бизона, и зверь норовил сбросить меня со своей спины. Предельного внимания и напряжения стоило мне, чтобы удержаться на ногах. Мощь лавины была уже столь велика, что всякая моя попытка немного притормозить немедленно обернулась бы для меня неминуемой гибелью, и чудовищная мешанина из многотонных снежно-ледовых плит перетерла бы мое измочаленное тело, словно муравья, угодившего вместе с травой в силосный комбайн. Я не мог не только обернуться, но даже посмотреть в сторону, и все стремительнее приближался к ревущему эпицентру, извергающемуся вулкану, колоссальному по мощи и силе тарану, и воля моя не была до сих пор парализована только потому, что я знал: все это уже многократно испытали на себе Альбинос и Лера…

Все ближе, ближе к белым клубящимся облакам… Тут я почувствовал лицом холод, как если бы приближался к айсбергу или в знойный день сунул голову в морозильную камеру. Щеки и лоб обожгли мелкие и острые, как стеклянная пыль, снежинки, и мне показалось, что я наехал на что-то мягкое, податливое, упругое; облака уже кружились вокруг меня, это напоминало сцену, где происходит шоу и актеры погружаются в белый текучий пар. Могучая сила поднимала меня вверх, толкала доску в небо.

Когда-то очень давно, в детстве, я плавал по озеру на самодельном плоту – два бревна и поперек них доска. И я балансировал на той доске, чтобы не свалиться в воду, и она мягко покачивалась подо мной, чутко реагируя на всякую волну. И сейчас было что-то очень похожее. Сноуборд плыл в снежных облаках, и мне для этого не требовалось никаких усилий. Я даже расслабился, выпрямил ноги. Ощущение было фантастическим. Скалы, снежные поля, расщелины проносились где-то внизу, горы стали маленькими, словно игрушечными, и я парил над ними, как Ариэль, и казалось, что могу погладить островерхие пики, провести пальцем по ущелью и, раскинув руки, заключить в объятия весь Кавказ… Я перестал слышать рев лавины. Чувство необыкновенной легкости и безумной радости охватило меня, и я рассмеялся. Даже время будто замедлило свой бег.

Этот полет хотелось продолжать бесконечно, и так не хотелось верить в то, что это чудо дарит мне лавина. Какая лавина? Не может этого быть! Я сам лечу. Сам! Подо мной мой мир, моя земля, мои горы, и все это принадлежит мне, поскольку создано моей волей и смелостью… Не могу сказать, сколько продолжалась эта эйфория. Солнце вдруг исчезло за горами, я почувствовал холод и сырость, и горы снова стали колоссальными исполинами, и дно ущелья оказалось совсем близко от меня. Я заставил себя развернуть тело и направить сноуборд влево. Я почувствовал, что быстро падаю, словно сорвался с карниза. Снег, эта мелкая пыль, залепил очки и стал набиваться мне в рот и нос. Меня кидало, трясло, переворачивало, и я уже не видел, куда лечу. Снежное чудовище избавлялось от меня, стряхивало со своей стылой шкуры. Пришло время, и я начал помогать себе руками, стараясь поскорее выбраться из летящей вниз снежной реки. Не хватало воздуха, не хватало сил, но я продолжал бороться за жизнь с отчаянной яростью, ибо опять вернулся леденящий страх, и я снова осознал себя смертным и хрупким. Несколько раз я налетел на камни, скатывающиеся вместе со снегом по склону, один удар в голову был настолько сильным, что я ощутил пустоту в голове, предвещающую потерю сознания. Может быть, я и отключился на какое-то мгновение, потому что вдруг почувствовал, что уже никуда не лечу, не качусь кубарем вниз, а лежу животом на чем-то округлом вроде бревна. В ушах у меня все еще стоял звон, грохот и рев лавины, но земля не дрожала, не содрогалась от топота чудовища, лишь только внутри меня продолжалась вибрация, и я не мог ровно дышать, а кашлял, плевался снегом и снова кашлял.

И силы покинули меня. Я лежал на склоне головой вниз и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Дробленый лед вперемешку с еловыми иголками набился мне за воротник. Я смотрел прямо перед собой и видел огромный черный валун с налипшими на него комьями снега, которые беззвучно отрывались и почему-то падали вверх, в небо.

Вокруг стояла могильная тишина. Я еще раз кашлянул, чтобы услышать хоть какой-нибудь звук, и почувствовал во рту привкус крови. Перевернулся на живот, поднял голову, скрипя зубами от боли в шее. Я лежал посреди большой грязевой лужи. Из нее, как болотные кочки, торчали булыжники.

– Мураш, с прибытием! – крикнул я.

Мне никто не ответил.