Андрей Дышев - Моя любимая дура

– Не торопись, успеешь, – проворчал Дацык и ткнул мне в спину стволом пистолета. – Отойди на три шага!

Я подчинился. Теперь я был готов на все, лишь бы не отдалять свидание с Ириной. Больше нет сил ждать. Слова покаяния, которые я собирался произнести, уже обжигали мне губы. Я виноват в том, что она оказалась здесь. Это я заточил ее сюда, в каменный сарай; это я отдал ее в руки убийце; это я по собственной воле ломал, корежил, крошил и растирал хрупкую, как китайский фарфор, жизнь Ирины. Виноват, бесконечно виноват…

Дацык вынул скобу из «ушек», попятился от двери и великодушно позволил:

– Заползай, скотина!

Я рванул на себя скрипучую дверь, пригнулся и переступил порог. Дверь тотчас захлопнулась за мной. Я задыхался, будто меня долго держали под водой и вот наконец позволили вынырнуть. Свеча на лампадке под закопченным потолком, потрескивая, плакала горячими слезами. Пламя заволновалось, и по стенам поползли тени. Сумрачная, мрачная комнатка. Нары. Стол. Буржуйка… Из темноты на меня смотрели кричащие глаза. Фигура женщины была неподвижной, таящей в себе взрывную силу, как в заведенной пружине. Я сделал шаг вперед. В первое мгновение мне показалось, что Ирина избита, отчего глаза заплыли, как у Мураша, и лицо измождено, и губы высохли так, что уже невозможно воспользоваться губной помадой, ибо нечего красить…

Я сделал еще шаг, схватил ее за плечи и потянул на себя, к свету умирающей свечи… От непередаваемого ужаса у меня заледенело сердце. Я подумал, что вдруг сошел с ума и уже не в состоянии узнать Ирину…

Передо мной стояла другая женщина.

Сам не знаю, зачем я схватил ее за горло.

– Ирина где? – зашипел я, подталкивая онемевшую женщину к стене. – Где?! Ирина?!

Оттолкнул ее, кинулся к нарам, сорвал постель, заглянул под стол, непонятно для чего сметая на пол чашки и банки с кофе и чаем. Мне хотелось крушить все подряд. Я сам себе напоминал гранату, у которой сначала выдернули чеку, а потом вдруг решили вставить ее обратно. За кретина меня держат? Шутить надо мной вздумали?

Я повернулся, задев головой свечку. Горячий парафин выплеснулся мне на голову. Сарай был слишком тесен для меня. Что-то еще с грохотом полетело на пол. Женщина завизжала и забилась в угол. Наперсточники ублюдочные! Кинули меня, как последнего лоха. Запустили в клетку ко льву свору обезьян, вооруженных бананами… Удар кулаком по столу. На нем подпрыгнул чайник, звякнула ложка в стакане.

– Я тебя сейчас придушу! – предупредил я женщину и двинулся на нее, потому как она осталась единственным предметом, на котором я еще не разряжал свою ярость.

– Ненормальный! – завопила она, прикрываясь какой-то тряпкой – то ли полотенцем, то ли майкой. – Я и есть Ирина! Не узнаешь, что ли?

От моего свирепого дыхания задрожали ее волосы, выжженные перекисью и уже почерневшие у корней. Бледные узкие губы, невыразительные глаза, веснушки на щеках, как рыжие лесные муравьи. Похожа на куклу Барби, которой уже отыграли свое да забросили на дачный чердак, и вот она там пролежала пару лет… Вот теперь я вспомнил ее. Конечно, это она, конопатая! Та самая амбициозная мадам, зацикленная на замужестве, которую я имел несчастье пригласить к себе домой сразу после прилета из Беслана.

– А-а-а! – протянул я. – Значит, это ты здесь с ними? И когда только успела снюхаться? Ирина где? Моя Ирина где?

– Да что ты на меня орешь? Не знаю я никакой твоей Ирины! И тебя знать не хочу! Откуда ты тут взялся?

Я вскинул руку и помахал пальцем перед самым носом женщины.

– Вот что! Ты мне не ври! Ты глаза не прячь! Я из тебя все равно всю правду вытряхну. Что вы с ней сделали? Куда вы ее упрятали?

– О, боже мой! – завыла женщина. – Что ты от меня хочешь? Никого никуда я не прятала! Меня саму сюда упрятали! Я не знаю, какая тебе еще Ирина нужна!

– Врешь ведь? – с надеждой спросил я и снова схватил конопатую за плечи. – Ну, пожалуйста, скажи, что врешь. Признайся. Умоляю тебя.

Женщина отрицательно покрутила головой, закрыла лицо руками и тихо заскулила. Я с силой оторвал ее ладони и заглянул ей в глаза. Она плакала, всхлипывала и со страхом, как на психически больного, смотрела на меня.

– Не вру я. Не вру…

– Значит, ты тоже Ирина?

– Я не «тоже Ирина». Я просто Ирина. Ирина Тучкина.

– Ладно. Дальше! Как ты здесь оказалась?

– Помнишь, как мы после аэропорта приехали к тебе? – тихим и нежным голосом, каким разговаривают с детьми, спросила она. – Пили коньяк и закусывали виноградом. Наверное, мы друг друга неправильно поняли, я обиделась и ушла. Помнишь? И только вышла на улицу, как ко мне подъехал Альбинос.