Андрей Дышев - Сладкий привкус яда

– И как ты думаешь вытрясти эти документы из него? – спросила Татьяна.

– Леда – человек малозаметный. Она может свободно перемещаться по усадьбе. Столешко и Филя не обращают на нее внимания.

– Не справится, – коротко произнесла Татьяна. – Лучше доверьте это дело мне. Я все-таки профессионал.

– Нет, Танюха, у тебя уже закончился договор, – мягко возразил Родион. – Охранники шагу тебе не дадут ступить по территории.

– У меня есть кое-какие навыки, – не сдавалась Татьяна. – И оружие, между прочим.

– У Леды тоже есть оружие.

– Но у меня, в отличие от иностранки, есть право им пользоваться!

Кажется, Татьяна уже не могла скрыть свою неприязнь к Леде. Родион тактично промолчал и повернулся к жене.

– Делайте что хотите, – проворчала Татьяна и уставилась в окно.

Родион и Леда стали вполголоса переговариваться. Суть их разговора сводилась к следующему: завтра утром я отвезу Леду к усадьбе и, не выходя из машины, буду ждать ее возвращения. Она тем временем попытается незаметно проникнуть в особняк и найти документы. Если Леда не выйдет из усадьбы по прошествии часа, я с проходной позвоню Панину. Я для него – сверхсильный раздражитель, и можно не сомневаться, что через несколько минут в усадьбу нагрянет усиленный наряд. Шума и суеты будет много. В этой мутной воде я начну действовать по обстановке.

Ужин закончился далеко за полночь. Когда я рассматривал и обнюхивал парфюмерные пузырьки, стоящие под зеркалом в огромной ванной комнате, постучавшись, зашла Леда, протянула мне большое махровое полотенце и тактично поинтересовалась на полурусском-полуанглийском, стелить нам с Татьяной вместе или порознь.

Я изобразил такое пуританское возмущение, так убедительно объяснил, что безусловно, естественно, однозначно, бесспорно, непреложно стелить надо порознь, причем в разных комнатах, находящихся как можно дальше друг от друга, что Леда густо покраснела, шепнула «Sorry» и удалилась.

Под мансардным окном, через которое на мою постель падал холодный лунный свет, я долго не мог уснуть.

Я был уверен, что когда-нибудь пожалею об этом, но с упрямством уподоблялся коту, пожирающему сосиску из тарелки хозяина: знал, что буду бит, и все же остановиться не мог.

Татьяна испепеляла меня взглядами. Я любезничал с Ледой настолько демонстративно, настолько явно мстил Татьяне, что не увидеть этого было невозможно, и все-таки Танюха принимала все мои комплименты в адрес Леды за чистую монету.

Я нарочно ехал очень медленно, позволяя «Запорожцам» лихо обгонять «мерс», и на замусоренном английском рассказывал женщине, как был очарован ее глазами, увидев ее в первый раз, как сразу обратил внимание на несоответствие между деревенской одеждой и утонченными манерами светской дамы (от слов «светская дама» Танюха даже подскочила на заднем сиденье, затем сделала какое-то движение, отчего я почувствовал удар по затылку). Леде было приятно, она все понимала, что я хотел ей сказать, и, может быть, даже больше. И когда меня уж слишком понесло по колдобинам фантазии и я признался Леде, что если бы вчера не узнал о ее семейном положении, то непременно влюбился бы в нее по уши, женщина неподдельно удивилась и с грустью сказала:

– I regret it very deeply. Rodion spoke, that you love the girl and want to marry vor love. [17]

После этого я получил второй удар по затылку, еще более чувствительный, чем первый, и до усадьбы ехал молча.

Я припарковался в том месте, где когда-то выследил Леду, садящуюся поздним вечером в «мерс». Отсюда хорошо просматривались ворота и проходная. Леда вышла. Я мысленно пожелал ей удачи. Татьяна, уютно устроившись на заднем сиденье, с нарочитым вниманием листала какой-то американский каталог. Мы оба хранили гробовое молчание. Но недолго.

Леда подошла к проходной, уже поставила ногу на ступеньку, как вдруг путь ей преградил охранник. Он о чем-то говорил ей, точнее, жестикулировал, отрицательно качал головой и скрещивал перед собой руки. Наш план рушился из-за непредвиденных обстоятельств. Я не мог понять, что именно пытался объяснить охранник садовнице, до тех пор, пока он не вынес из дежурки коробку, перетянутую скотчем.

– Уволена! – воскликнул я и ударил кулаком по рулю.

– Наверное, Столешко понял, что мы сбежали не без ее помощи, – предположила Татьяна. – Глупостью занимаемся. Надо лезть через забор и идти напролом. А вся эта американская законопослушность…

Она не договорила. К Леде, растерянно стоящей с коробкой в руках, вдруг подошел Палыч. Я даже не понял, где он стоял до этого. Кинолог взял садовницу под руку и отвел к остановке автобуса. Они сели на скамейку. Палыч положил себе на колени пакет, достал из него ручку и газету, что-то написал на полях и показал садовнице – очень быстро, наверное, одно слово, но Леда «читала» его долго, минуты три. Затем кивнула, встала и пошла в нашу сторону. Палыч прихватил ее коробку и пошел за ней.