Андрей Дышев - Темная лошадка

Бэл запустил свою огромную лапу девушке под мышку и извлек оттуда еще две пачки, непонятно каким образом закрепленные. – Стой, мужики! – задвигалась Маша, когда я уже был готов приняться за «молнию» на ее джинсах. – Подождите! Дайте дух перевести! Вы уже сняли с меня почти все.

– Пересчитай! – приказал мне Бэл. Голос его был все еще сдавленным, а ноги он держал буквой Х, словно хотел по малой нужде.

Я принялся считать деньги, складывая их на дне раковины. Пачки банкнот вскоре заполнили ее доверху.

– Четыреста восемьдесят, – доложил я.

– Продолжим, – угрюмо произнес Бэл.

– Стоп! Стоп! Стоп! – заволновалась Маша. – Ребята! Мужики! А может быть, за оставшиеся деньги я чем-нибудь другим с вами рассчитаюсь?

– Послушай, Стас, – сказал Бэл. – По-моему, она очень высокого о себе мнения.

– Чрезвычайно высокого, – подтвердил я, расстегивая «молнию» на джинсах девушки.

Когда обнажились ее покрытые мурашками озноба розовые ляжки, Маша сказала:

– Я сама! И отвернитесь, наглецы!

Мы с Бэлом, снисходительно искривив физиономии, отвернулись, на всякий случай ссыпав пачки из раковины в рюкзак. Маша долго шуршала одеждой и купюрами, после чего разрешила:

– Можете повернуться.

Раковина снова была наполнена пачками серо-зеленых банкнот. Я быстро пересчитал деньги.

– Двести двадцать.

Бэл прищурился, глядя на потолок кабины и беззвучно шевеля губами.

– Итого она отдала нам… шестьсот шестьдесят тысяч баксов.

– А что? Разве не верно? – торопливо заговорила Маша, застегивая джинсы и заправляя в них свитер. – Каждому по триста тридцать. Значит, вам – шестьсот шестьдесят.

– Ну, если быть точным, то каждому полагалось бы по триста тридцать три тысячи, триста тридцать три бакса, тридцать три цента, – поправил Бэл. – Но это мелочь. Ты ошиблась принципиально. Мы будем делить на четверых.

Даже я не сразу сообразил, кого еще имеет в виду Бэл.

– Что?! – протянула Маша. – На каких это еще четверых? Я не знаю и знать не хочу никакого четвертого!

– В каком смысле – на четверых? – в свою очередь спросил я.

– Мы поделимся со вдовой Тенгиза, – твердо ответил Бэл. – Мы все – впрямую или косвенно виноваты в его смерти, а потому отдадим вдове то, что ей по праву причитается.

– Не хочу я делиться с какой-то вдовой! – замахала руками Маша. – При чем здесь вдова? Я ее не знаю и не хочу знать!

– Бэл прав, – согласился я. – Это дело чести. Делим на четверых.

– Я не хочу чести!! – запищала Маша. – Нет у меня никакой чести!!

Бэл снова скрутил Маше руки, а я принялся стаскивать с нее джинсы.

– Насильники, – плачущим голосом причитала девушка. – Маньяки… Грабители… Последнее отбирают…

Пачки долларов я без труда обнаружил в колготках вдоль ног. Под широкими мешковатыми джинсами их невозможно было бы различить.

– Мерзавцы, – всхлипнула Маша, в очередной раз застегивая джинсы. – Лучше бы я с Лу сговорилась. Он бы не посмел так жестоко ограбить беззащитную девушку.

После недолгих споров мы пришли к единому мнению: единственное, что мы можем сделать, дабы противостоять злым акулам, так это изменить свою внешность.

Маша надела мою куртку, сплела тугую косичку и закрепила ее шпильками на затылке. После чего сняла с шеи шелковый платок и повязала его на голове таким образом, чтобы ткань не прикрывала уши, а оттопыривала их. Затем нанесла на лицо совершенно немыслимый макияж, и в итоге перед нами предстало абсолютно дебильное существо без каких-либо признаков пола и интеллекта. Потрясенные таким фантастическим перевоплощением, мы с Бэлом раскрыли рты от ужаса, а потом стали давиться смехом. Не то что злые акулы – мать родная не смогла бы узнать Машу.

Затем девушка взялась за нас и, мне кажется, с наслаждением отыгралась за то унижение, которому мы вынуждены были ее подвергнуть. Во-первых, она обрила нас наголо каким-то жутким эпилятором для ног, в результате чего наши лысины приобрели отвратительный синюшный оттенок, словно мы были жертвами тайных экспериментов с нейтронным оружием. Затем, что было еще более мучительным, – выщипала брови, придав им форму полуразвалившейся крыши дома, отчего наши лица приобрели стойкое глупо-удивленное выражение. В довершение всего, когда наше с Бэлом терпение подходило к концу, она навела макияжной кисточкой тени под глазами и велела вывернуть и надеть наши куртки наизнанку.

Закончив издевательства, она оценивающе посмотрела на нас, причмокнула губами, скривилась и сказала: