Андрей Дышев - Темная лошадка

– А рубли у вас есть? – растерянно спросила она.

– Нет, рублей у меня немного.

– Доллары, к сожалению, мы не принимаем. Пройдите, пожалуйста, в обменный пункт, это справа в конце зала.

– Жаль, – ответил я.

Мой бездумный порыв угас. Если бы кассир дала мне билет, то я бы, продолжая играть в непротивление желаниям, пошел бы на ватных ногах в зону досмотра, оттуда – на посадку и, быть может, только высоко над землей до конца бы понял, какое я ничтожество и с какой легкостью могу им быть.

Я дошел до пункта обмена валюты, повернул обратно и склонился у кассового окошка под номером один. Протянул паспорт.

– Два билета до Москвы на утренний рейс.

– На чье имя выписывать второй билет? – спросила кассир.

– Уваров Борис Леонидович.

Потом я спустился в камеру хранения и отдал рюкзак приемщику в прорезиненном черном фартуке.

– Что там? – спросил он.

– Миллион долларов, – ответил я.

– Понятно, – кивнул приемщик. – Я так и подумал.

Он закинул рюкзак на верхнюю полку стеллажа и протянул мне мятый, отшлифованный многочисленными руками жетон с числом «013». Я вышел из здания аэропорта на площадь, сел в первое попавшееся такси и сказал водителю:

– В Терскол.

Я шел по влажному асфальту, вдыхая чистый и безвкусный, как талая вода, воздух, машинально здороваясь с горнолыжниками, знающими меня уже не один сезон. По этой живописной дороге, соединяющей станции канатной дороги на Чегет и Эльбрус, я раньше ходил как хозяин. Приэльбрусье было моим домом с крышей-небом и стенами-горами.

Теперь у меня таких чувств не было. Моим домом быстро и легко завладели опасные и жестокие люди, и горы превратились в зону смерти, заполненной безумцами, маньяками и хладнокровными убийцами, и у меня все сжималось внутри при виде незнакомого мне человека в черных очках или автомобиля, на большой скорости проезжающего мимо.

Торцевая дверь жилого дома, обитая коричневым утеплителем, была распахнута настежь, кирпич, лежащий на верхней ступеньке подъезда, не давал ей закрыться. На выцветшей табличке под стеклом с трудом можно было прочесть: «ЭЛЬБРУССКИЙ КОНТРОЛЬНО-СПАСАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД». Я недолго стоял напротив дома, думая о том, к каким нежелательным последствиям может привести мое появление в отряде, и хоть насчитал их не менее трех, все же пошел к двери.

В тесной, сильно накуренной и натопленной комнате был только Чак Касимов. Он лежал на койке и, закрывшись от меня книжкой, читал. Над его головой покачивалось дымовое облако. Пепельница из позеленевшей гильзы от лавинного снаряда была наполовину заполнена окурками. Я, войдя в комнату, сразу кинулся к окну и открыл форточку.

– Стас! – воскликнул Чак, глядя на меня нездоровым взглядом, и опустил ноги на пол. – Это ты? Откуда?!

Я сел на стол. За моей спиной, словно сковородка с яичницей, шипела радиостанция.

– Где ребята? – спросил я.

– На пожаре… – коротко ответил Чак, все еще не сводя с меня глаз, будто сомневался в том, что перед ним действительно Стас Ворохтин. – А как ты?! Здесь столько слухов!

– На каком пожаре? – игнорируя вопросы Касимова, спросил я.

– Ночью загорелась Ледовая база, но мы узнали об этом только сегодня утром. В шесть часов ребята запустили канатку, а около семи вышли со мной на связь с базы.

– Что сказали?

– Тушить было уже нечего, все сгорело дотла, одни почерневшие бочки остались.

– Что-нибудь нашли?

– Да, в том-то и дело!.. – Он снова суеверно взглянул на меня, сделал паузу, как бы раздумывая, говорить или не говорить открытым текстом. – А ты думаешь, чего я так испугался? Подумал, что… Ну, короче, кто на базе постоянно живет?

– Вы решили, что это я сгорел в своем вагончике? – пришел я на помошь Чаку.

Касимов кивнул и шумно отхлебнул чая.

– Ребята сказали, что на трупе даже браслет и корпус часов сплавились.

– Милиция приехала?

– Да, человек десять во главе с майором Гаджиметовым.

– Не торопись. Расскажи сначала, что милиция нашла на Приюте?

Я обратил внимание, что при упоминании о Приюте Чак болезненно поморщился и отвернулся, будто боялся, что по выражению на лице я легко отгадаю его мысли и чувства. Он медлил с ответом, но не потому, что придумывал, как бы правдоподобнее солгать. Ему вообще не хотелось говорить на эту тему.

– Что милиция нашла? – переспросил он и опять надолго замолчал.

– Не тяни, Чак!

– Ты лучше спросил бы об этом кого-нибудь другого.

Я понял: Чак смертельно боялся говорить о том, что ему было известно. Этот смуглый, худощавый, ловкий, как барс, кабардинец, покоривший два семитысячника на Памире и прошедший траверсом все пики Кавказского хребта, оказался трусом.