Александр Мазин - Абсолютное зло

В помещении сразу стало тесно – суммарный вес вошедших приближался к полутонне.

Окинув равнодушным взглядом Жарова, один из вошедших по-хозяйски уверенно направился в креслу, в котором только что сидел Кравец… Но его опередил Онищенко. Опер, до этого момента увлеченно глядевший через открытое окно, быстро повернулся и, усевшись на козырное место, одарил гостя кошачьей ухмылкой.

На мясистой физиономии здоровяка вспухли желваки. Вспухли и опали.

– Какие люди… – проворчал он.– И без охраны.

– Зато ты с охраной, Щепкин,– отозвался Онищенко.– А разрешения на то, что у твоих бодигардов так красиво топорщится под мышками, есть?

– Есть,– буркнул Щепкин.

Его неприязненный взгляд переместился с оперуполномоченного на Жарова. Тот одарил бандита белозубой улыбкой.

– Нечай,– ласково проговорил Онищенко.– Выдь, родной мой, посиди внизу где-нибудь.

– Наверное, Щепкин, хочешь спросить, что я тут делаю? – благожелательно произнес Онищенко, когда Кравец вышел.

– Хочу! – не скрыл бандит.

– К куму зашел,– радушно сообщил опер.– Нечай кум мне. Не знал?

– Не знал.

– Теперь знаешь,– сказал Онищенко.– Да ты присядь, Щепкин, не стесняйся.

Бандит покосился на сомнительной чистоты стул, потом – на свои брюки, на которых белел меловой след (при таких габаритах по здешней лестнице без потерь не пройти), и попытался счистить его мясистой, утяжеленной золотом лапой. Предложение опера он проигнорировал.

– Нашу тему перебиваешь, гражданин начальник,– процедил он неприязненно.– Куда ни ткнись, везде вы со своими ксивами. Не по понятиям это, гражданин начальник.

– Ты что, угрожать мне решил, Щепкин? – прищурился опер.– Ты как нынче, налоги заплатил? А то поступила информация…

Он не закончил, но явно пробудил у собеседника какие-то неприятные воспоминания.

– Значит, вопросов больше нет? – осведомился Онищенко.

– Нет,– буркнул Щепкин.– Ладно, пошли,– бросил он своим, и троица, сделав поворот кругом, забухала вниз по лестнице.

– Нечай – мужик правильный,– сказал Онищенко.– Весной мне на даче крышу делал. Долг, так сказать, платежом… – и ухмыльнулся.

На следующий день Юра к Николаю не пошел. Часов в двенадцать ему позвонил Федька.

– Глянь в окно! – потребовал он.

Юра глянул.

– Ну?

– Что видишь?

– А что я должен видеть?

– Ты посмотри, какое солнце классное!

– Это ты к чему?

– Давай гони за своей Дашкой, и поехали купаться!

– Она же на работе!

– Ну ты тормоз стал, Матвеев! – фыркнула трубка.– Езжай. Все схвачено. Альбина ее отпускает.

– А ты откуда знаешь?

– А я их крыша! – Кузякин захохотал.

– Не гони!

– Ну не я лично, мой шеф. Меня Иван попросил на ночь подмениться. А за успешную работу меня клиент премировал отпусканием сотрудника. Так что двигай туда, и через час стрелка на «Чернышевской».

– Почему на «Чернышевской»? – удивился Юра.– Давай уж тогда на Финляндском.

– Поясняю для тупых,– самодовольно произнес Федя.– На «Чернышевской» нас подберет микробус моего кореша, который поедет в Приозерск. А по пути забросит нас в Кавголово. Вопросы есть?

– Нет,– ответил Матвеев и выключил компьютер.

О том, что собирался зайти к Николаю, Юра в этот момент просто забыл.

Пляж в Кавголово. Озера, с двух сторон подступившие к железнодорожной насыпи. Стоптанная, покрытая пылью трава. Но вода относительно чистая. То есть не такая чистая, как в Ладоге, зато теплее. А главное – рукой подать до города.

– А я мяч взял! – сообщил Федя.– В волейбольчик – как?

Его новую подружку звали Катей. Улыбчивое существо с волосенками ярко-красного цвета, взиравшее на мир, а в особенности на не по годам респектабельную Дашу, широко распахнутыми глазами. Но в волейбол она играла лучше всех, даже лучше искусного в спортивных играх Федьки.

Наигравшись, завалились на пыльную травку (девушки – чистоплотно – на подстилку) и предались безделью. Трое. Матвеев же, скрепя сердце, извлек из сумки учебник.

– Федор, что это ты себе наколол? – лениво поинтересовалась Даша.

На бицепсе Кузякина розовел могучий кулак с растущими из костяшек шипами.

– Для красоты,– лаконично ответил Федя.

– А-а-а…

Выведенный из дремотного оцепенения Кузякин встал, потянулся.

– Схожу-ка я за пивком,– изрек он.

И ушел.

Прогрохотала электричка. Заходящее солнце гладило кожу ненавязчивыми теплыми ладонями.

Длинная тень упала на девушек.