Александр Золотько - Под грязью пустота

Руки у Гаврилина почти не дрожали, приходилось только следить за тем, чтобы голос не сорвался на крик. Не нужно истерики. Он должен действовать спокойно.

Чуть натянуть шнурок, так, чтобы человек на переднем сидении захрипел и выгнулся, пытаясь сделать вдох.

– Что-то не так? Душно? – Гаврилин немного ослабил нажим.

– Прекра… – шнурок снова перехватил горло, и слова скомкались в хрип.

– Прекратить? Что прекратить? – Гаврилин краем глаза заметил, как поморщился Хорунжий. – Миша, застегни ему руки за спиной, мы выйдем на свежий воздух. Нам здесь трудно дышать.

Хорунжий переклонился через дергающегося Григория Николаевича. Наручники щелкнули раз, потом снова, застегиваясь.

Гаврилин снял с горла Григория Николаевича удавку:

– Прошу на выход.

Григорий Николаевич сидел неподвижно, дышал глубоко и часто.

– Что сидим? – спросил Гаврилин.

– Он не может дверь открыть, – мрачно сказал Хорунжий, – руки за спиной.

– Понял. Кстати, где мой пистолет? – Гаврилин пошарил по одежде.

– Ты его менту отдал. Забыл?

– Забыл, – немного подумав, ответил Гаврилин.

– Возьми мой, – сказал Хорунжий, – с глушителем.

– Это хорошо. С глушителем – это хорошо, – Гаврилин принял из рук Хорунжего оружие, – нам шуметь ни к чему. Правда, Григорий Николаевич?

– Ты сошел с ума, – сказал Григорий Николаевич.

– Вы так думаете? Действительно так думаете, или просто хотите меня пристыдить? – Гаврилин коротко хохотнул, – Сошел я с ума или нет? Или сошел?

Гаврилин наклонился к самому уху Григория Николаевича и прошептал:

– А если я и сам не знаю? Что будем делать?

Григорий Николаевич вздрогнул.

– Вот вы человек опытный, скажите, желание убить человека – это нормально? Это свидетельствует о съехавшей крыше, или о ясности и трезвости ума? Я ужасно не хотел убивать. Всего несколько часов назад. До безумия не хотел. А теперь… – Гаврилин снова наклонился к Григорию Николаевичу, – я просто схожу с ума от желания убить вас.

– Кто вам отдал приказ? – выдавил Григорий Николаевич из себя.

– Что? Приказал? Вы о чем?.. О нашей смешной истории… Все это ерунда. Экспромт. Нам нужно было вас вывезти из города. И вы захотели, чтобы мы вас вывезли. Красиво?

– Значит?

– Значит, значит… Купились, уважаемый начальник.

– Вы понимаете?..

– А вы? Вы действительно не понимаете, что убивать можно не только по приказу? Можно просто очень захотеть убить.

Гаврилин вышел из машины, открыл дверцу возле Григория Николаевича:

– Прошу.

Григорий Николаевич неловко повернулся, замешкался и Гаврилин потянул его левой рукой за воротник.

– Подожди нас здесь, Миша.

– Хорошо. Далеко не отходите.

– Мы рядышком. И не долго, – Гаврилин поднял воротник куртки, – холодно. Холодно?

– Холодно, – согласился Григорий Николаевич.

– Вперед, – скомандовал Гаврилин и легонько подтолкнул пистолетом в спину, – вперед.

Заледеневшие листья под ногами трещали, как сгоревшая бумага – сухо и безнадежно. Григорий Николаевич оступился и с трудом удержался на ногах:

– Я ничего не вижу.

– Не страшно, мы отойдем в сторонку всего на пару метров.

– Что вы задумали?

– Я? Какая разница? Вы просто идите.

– Я…

– От вас все равно ничего не зависит. Просто идите.

– А потом?

– Потом? Вы думаете, что будет что-то потом? Не нужно думать. Я все за вас решу.

Григорий Николаевич неуверенно сделал еще несколько шагов.

Гаврилин не видел ничего, кроме неопределенного темного пятна впереди, ориентировался только на шорок шагов и тяжелое дыхание.

– Вы понимаете, что если со мной что-то произойдет…

– У меня будут проблемы? Мне будет хуже чем сейчас? Вы уверенны, что мне может быть хуже? Меня убьют? А меня уже убили. Вы и такие как вы. Я уже мертвый. Это уже не Саша Гаврилин. Это… Похоже на то, что это ваша смерть.

Очень приятно познакомиться. Вы разве не знали, что роль смерти теперь исполняют недавно почившие? Как эстафетная палочка, смерть из рук в руки. Не ожидали? Ничего, когда вы умрете, то сможете явиться к своему начальству и передать эстафету. Так вся Контора и вымрет.

Григорий Николаевич тихо застонал.

– У вас что-то случилось? – участливо спросил Гаврилин.

– Сердце.

– Что, у вас есть сердце? Бросьте. Не наговаривайте на себя.

– Вы не понимаете, что делаете, вы больны…

– Почему же это я не понимаю? Очень даже понимаю.

– Я не сделал вам ничего…

– Ничего плохого? Действительно, вы меня только подставили. Взяли и сдали Крабу. А так – ничего. Вы ведь не могли себе представить, что Краб может сделать с беззащитным человеческим телом? Не представляли?